Не совсем про Армию, но и не без участия оной.
Служивал я и в доблестной ГСВГ (Группа Советских Войск в Германии).
Середина 80-х годов. С местом дислокации нашей части - повезло. Не
какая-нить точка в лесочке - безвылазно два года за колючей проволокой.
А самый центр городка. Не Берлин, конечно, но - Потсдам. Под Западным
Берлином. Увольнительных в принципе быть не могло - передний край
социалистического лагеря, все-таки! (бдительность, боеспособность,
боеготовность, и все такое…) Но… в виде исключения, для поощрения
отличившихся и ради повышения такого-то уровня выполняющих священный
долг по охране и обороне переднего края… Были что-то типа экскурсий.
…Дворец Сан-Сусси там, Сицилиенхоф, Музей Армии ихний (средневековой
армии, точнее), Фильм-музеум им. киностудии ДЕФА (была такая в ГДР - про
индейцев снимала). Красота!
…Типа приобщали к культуре немецкого народа с немереной историей. :)
Устраивали это, в основном немецкие же товарищи. За что? Для тех, кто
помнит те времена глухого застоя - глупый вопрос. А для тех, кто не
помнит, или не может помнить, - а фиг их знает! Когда - просто из-за
какого-нить ихнего или нашего партийного праздника. Когда - ради
совместной даты или события. А когда и - наши солдатики зарабатывали
такое право на местных колхозах… Картофельные Опупеи с привлечением
солдат, думаете только в Союзе проводились? ;) Однажды "немецкие шефы"
расщедрились, даже выкупили автобус на день, и свозили в Оренбург. Не в
наш - в ихний Оренбург, как произносится ими. Пишется Ораниенбург. В
концлагерь Заксенхаузен. Тоже мне - отдых в концлагере. ;)
Но для зольдатена - все радость разнообразия, чем в части после
утреннего развода имитировать выполнение поставленной задачи с унылой
рожей, с тоскливым ожиданием обеда… Не думайте, что служба была как мед.
Речь пока вообще не о службе, а о ментальности, если хотите. И нашей, и
ихней. Это все было вступление. Дружба, фрейндшафт, враг не спит, и все
такое… А сейчас - короткая тогдашняя реалия в описанных декорациях.
Концлагерь Заксенхаузен. Наш экскурсовод почти бегом, быстренько
отбарабанил по-русски свой номер выступления и исчез, оставив нас.
Сопровождающий офицер назначил старшого из сержантов-дембелей, и тоже
свалил куда-то в гаштет, пить пиво. Не забыл дать приказ - меньше чем по
100 не разбегаться. Дембиль-пофигист оставляет нас, радостных, некоторое
время погулять "на воле", - в пределах концлагеря, - исчезает вслед за
офицером. :) Дает лишь команду - кучковаться вокруг тех, кто с часами -
мол, не дай бог к автобусу опоздаете… Ну короче - ходим, глазеем,
заходим в крематорий, подходим к пресловутым печкам. Стоит группа,
базарит гид-переводчик. Англоязычная группа. Из зажравшегося
благополучия. Судя по школьно-пенсионному возрасту и по количеству
негров - американьска. Восточно-немецкий гид явно выворачивается, чтоб
гости прониклись его речами про ужасы труда и быта, про дикую
практичность гадов-фашистов, которые даже из трупов выгоду делали.
Тут один из америкосов, седовласый дедок, глядя на стенд с 2-метровой
фоткой, изображающей открытое жерло той самой печки, с остатками
неразвалившегося скелетора… Прости, господи, за фамильярность - толи еще
будет :) …Ну так вот… дедок этот тычет пальцем и в дверцу печки, типа -
там до сих пор скелетор представлен или как? …Ну, гид, не выходя из
роли, говорит что-то - ноу, но глянуть можно! И открывает немаленькую
дверцу печки крематория - битте-шен! Печь пуста и по-немецки чиста. Это
не удивляет никого. Но все пялятся на внутреннюю сторону дверцы. Надпись
на чугунной поверхности без краски (это ж какое усилие надо!) Вроде
пристойно все. Но…
Некоторое замешательство в стройных солдатских рядах. Буржуи ведь - вот
они, рядом! Не уронить честь и прочее… Среди буржуев - тоже некоторое
легкое волнение! Шепчутся. Многие врубаются, что надпись явно не
по-немецки. Не обидеть бы ораторские чувства гида-ганса-фрица. Гид и не
знает, как реагировать. Ругать кого или плакать? Ведь рядом - группа
зовьЕтише зольдАтен! …Немая сцена а-ля "Ревизор". Все три вражеских
(бывших и нынешних) стороны косятся друг на друга. …На дверце метровой
ширины изнутри крематорной печи нацарапано по-русски: "Васек и Жека были
тута"… :)
У всех каменные лица. Шаткая тишина. У многих желваки на скулах сводит
- видно что, якобы, никому не смешно. А гид… Немец при обмороке. Ему,
видно "не-смешнее" всех. Чуть ли не международный скандал, а ему светят
- застенки, штази в сером. …Ситуацию разряжает тот самый веселый дедок
американьский. Явно ветеран всех войн первой половины 20-го века. :)
Глянул на послание в будущее, написанное кириллицей. И тычет в стенд, на
фотку скелета. И произносит, прискорбно обращаясь к нам: "Ит-с Васья?"
:) …Громче всех смеялся гид-переводчик. Видимо - нервы… В крематорий
валом повалил народ с улицы… Так в балаган на смех обычно сбегаются… И
смех, и грех… :)
PS: …А в Союзе тогда бушевала антиалкогольная кампания. КПСС боролась с
народом за здоровье оного. А в ГДР - водка и пиво чуть ли не за копейки.
На каждом углу… :) Перестройкой и не пахло пока… А дверцу, говорят,
заварили потом (хотя как можно заварить ломкий чугун?) Не знаю,
проверить сварку так и не довелось…

Однажды секретарь комитета партии одного из районов Ставропольского края
обратил внимание, что при средних надоях по району 15 литров на корову в
одном из колхозов коровы дают по целых 20 литров. Председателя вызвали в
райком, медаль и дали, грамоту, после чего спрашивают:
- А скажи, Иван Иваныч, а до 30 литром можешь надои довести?
- А чего ж нет, - отвечает Иван Иваныч.
На следующий месяц на стол секретаря областного комитета партии лег
отчет - коровки в Н-ском колхозе дают по 30 литров! Обрадовался партиец:
вызвал к себе главного тамошнего райкомовца и отличившегося
председателя: опять дал грамоты. Секретаря райкома перевели в горком
Краснодара, председателю подарили? Жигули? и поставили задачу: довести
надои до 40 литров.
На следующий месяц ситуация повторилась, только уже на уровне краевого
комитета партии - там новаторам поставили новую задачу: 50 литров. И ее
председатель с блеском выполнил. Так выполнил, что в Москве заметили -
на съезд КПСС пригласили, "Волгу" дали, но с условием: довести надои до
60 литров.
Приехал председатель домой, собрал правление колхоза на совещание.
Посовещались - и пошла телеграмма в столицу, что хорошо - выполним
решение партии. А когда выполнили, всем дояркам раздали мотоциклы с
коляской, членам правления - по "Жигулям", председателю - "Звезду Героя
Соцтруда" и "Ленинскую премию". Однако через пару месяцев звонят
передовику из Москвы:
- Иван Иваныч, на мировой рекорд идешь! Но ты понимаешь, в штате
Калифорни фермер вывел породу коров, дающую по 61,5 литров молока. Не
мог бы ты 70 литров надоев сделать?
- Нет, дорогой товарищ Громыко, - отвечает Герой Соцтруда, - мы тут
думали уже над этим, пробовали. Если сдавать по 70 литров, то тогда
вообще одна вода получается!

История 12. «Руководство на местах»

«Мы, коммунисты, представляем собой как бы семена, а народ – почву. Прибыв на место, мы должны слиться с народом, пустить в народе корни и цвести...» Мао Цзэдун, «О переговорах в Чунцине» 17 октября 1945, Избр. Произв. Т. IV

Не хау (кит. здравствуйте)! Рапортую. Прибыл, слился, пустил корни, и, слава Богу, цвету... несмотря на жарищу. А теперь по существу. В китайской компартии около 60 миллионов членов. Во многих китайских домах, учреждениях, транспорте висят портреты Председателя Мао. Правда, в домах интеллигенции таких не видел. Кстати, эти портреты и цитатники (даже на русском) можно купить, но не на каждом углу – надо повыбегать! Давно не переиздавались. Поэтому и просят не даром – за цитатник начинают примерно с 20 долларов. Но торг – уместен. Хотя китайские товарищи живо интересуются тем, что у нас творится, о своих «партии и правительстве» предпочитают особо не говорить. А, может, мне так показалось.
Конечно, на Первомай в Пекине демонстрация «трудящих», с лозунгами, знаменами, транспарантами, голубями... Все как положено. В городах кое-где красные транспаранты висят с дацзыбао. Как же без этого? Но никаких тебе портретов членов «ленинского пол-литрбюро», «почетных президиумов во главе с выдающим борцом за коммунизм...» и прочих глупостей нет. По ТВ часто показывают партхозактивы. Но не по всем каналам, не затягивают и не перебарщивают. Кстати, информация к размышлению – абсолютное большинство студентов ратовавших за «демократию» на пекинской площади Тянь-он-мынь – выпускники американских университетов.
За почти четыре месяца пребывания в Китае, ни разу не слышал, чтобы в университете было бы какое-нибудь партсобрание. Может, проводят в подполье? Правда, очень часто в учреждениях висят вымпелы разным победителям, почетные грамоты, переходящие знамена, стенгазеты, доски почета... Например, доски почета есть почти во всех ресторанах, а они, между прочим, частные. А что, в конце концов, плохого, кроме хорошего, если кто-нибудь в ресторане «награждался доской почета»?
Чтобы не навлекать на себя обвинения в очернительстве, обратимся к более приятным вещам. Сразу же по приезде в Китай в конце апреля я обратил внимание на то, что над входными дверями почти всех домов висят красные транспаранты с дацзыбао. Постеснялся спросить у китайских товарищей – вдруг обидятся. А сам подумал, наверное, что-нибудь к Первомаю вроде «народ и партия едины...», «да здравствует...» и т.д. И напрасно плохо подумал. Оказывается, к партии это никакого отношения не имеет. Красный – исторический национальный цвет Китая. А на транспарантах традиционные китайские лозунги к недавно отмечавшемуся китайскому Новому году и празднику весны и цветов!
Но народу, со стороны партии, видимо, особой веры все-таки нет. В любом мало-мальски приличном учреждении – милиция. В банках, на почте, в поликлинике... На каждом из входов в университетский кампус обязательно по два-три милиционера. Мне они почему-то надо и не надо честь отдают. Спрашиваю одного в 3 часа дня по-английски: «Как пройти в библиотеку?». Молча посмотрел на меня с уважением и честь отдал. Уважают ученых! Не как у нас. Кстати, на входах в университет, да и на улицах милиция документы не проверяет даже у лиц тибетской или гималайской национальности. Только у въезжающих в университет машин. И то выборочно.
В аэропортах партийно-правительственные делегации встречают детишки с цветами и флажками. Как у нас в старые «добрые» времена. Но, вообще-то, сложилось впечатление, что, в отличие от КПСС времен «конца начала расцвета застоя», нынешняя Компартия Китая народу не только не мешает, но и помогает. Правда, не везде еще у нас и есть еще, как известно, кое-где отдельные «типа как бы» недостатки.
Когда-то великий вождь корейского народа товарищ Ким-Ир-Сен, в соответствие со своими идеями чучхе, ввел моду «руководить на местах». Приедет куда-нибудь на завод или в деревню и ну руководить на месте. Учит рабочих работать, рыбаков рыбачить, крестьян крестьянить, ученых ученить… С ним, как правило, свора прихлебателей с блокнотами. Записывают каждое слово. Не дай Бог, пропустишь! Толпа продажных журналюг тоже по пятам. Народ слушает внимательно, многие тоже записывают, некоторые могут и всплакнуть. Не знаю как сейчас, а в 80-х годах подобные истории печатались в каждом номере журнала «Корея». Полистайте подшивки! Одна истории особенно запомнилась. Учил как-то товарищ Ким-Ир-Сен в одной деревне крестьян крестьянить. И уже «отзвонил и с колокольни долой» - закончил и собирался сбыть. Тут подходит к нему пожилой крестьянин и давай жаловаться на свою нелегкую судьбу: мол, сам он не местный, таньга нема, в компьютере вирусы, Интернет медленный, и, вообще, все хреново! Послушал товарищ Ким-Ир-Сен и так расчувствовался, что передумал отбывать, достал из кармана (?!) бутылку водки и распил вместе с несчастным крестьянином! Даже покурили на пару ким-ир-сенских... А уж после – сбыл. Естественно, по этому радостному поводу в деревне музей, где на почетном месте пустая бутылка из-под ким-ир-сеновской водки! А у крестьянина, как проспался, дела пошли в гору... Любимый руководитель товарищ Ким-Чен-Ир продолжил дело отца. Например, один раз, изумившись, что рыбаки в эвтрофном пруду ничего не могут поймать, закатал штаны и руками отловил здоровенного, по виду, «типа» язя. После этого у рыбаков дело пошло! По поводу каждого «руководства на месте» в журнале «Корея» публиковалась картина неизвестного художника. Правда, не знаю, как там с этим в последнее время. В истории нашей многострадальной родины, как вы помните, такое «руководство на местах» тоже практиковалось, но не до такой степени. Во всяком случае, водку с народом не распивали и папиросок не раскуривали... Сейчас, правда, в России «на местах», да и не только, не особо руководят - не до «трудящих». Да, и чему они особо могут народ научить? Воровать? Промышленность и сельское хозяйство разваливать? Рыбу рукам ловить? Так ее уже давно всю вылавливают да сдают в Японию и Норвегию.
В Китае великий кормчий «руководить на месте» тоже не брезговал. Но, ведь, методы хозяйствования совершенствуются или где? А народ все такой же неразумный. Поэтому его приходится постоянно учить, как жить или переучивать, как не жить! А как же без этого? По китайскому ТВ часто можно видеть, как крупные руководители (видимо, по очереди) одеваются попроще (кроссовки, кепочка, курточка…) и в народ. В основном в деревню. Кстати, московские «менты» руководителя, наверняка, бы в таком виде прихватили. А тут – ничего. Садится руководитель на стул прямо в поле, а народ вокруг него кружком “на палубе”, и разговоры разговаривает. Правда, маток проскальзывает, не без того. Но все веселые и смеются. Так что, видимо, руководитель не столько учит, как жить, как рассказывает анекдоты. Иногда может старушонку приобнять или ребятенка на руки взять, за ухом почесать. Народ аплодирует. Все довольны. Но прихлебателей кругом мало. Только журналюги. После шутливого разговора в поле обычно партхозактив. Святое дело! Тут посерьезней, хотя и не без мату. Президиум. У всех участников чаек роздан, а не только в президиуме, как бывало у нас. Все все записывают – чин чинарем!
Справедливости ради, надо признать, что «руководство на местах» часто приносит ощутимые плоды и в прямом и в переносном смысле. Во всяком случае, в Китае. Вот пример из жизни. Примерно в 400 км к западу от Гуангжоу есть небольшой по местным понятиям (население 600 тыс.) городок Синь-ий – центр сельскохозяйственного района. Места холмистые и удивительно красивые. Желающих иностранцев, работающих на тот момент в университете, возили туда на трехдневную экскурсию. Таких набралось человек восемь, и я в их числе. Верховодила этим делом Лиу Ючинг – проректор университета по иностранным делам. Милая женщина, лет пятидесяти, прилично говорящая по-английски. Видимо, в прошлом секретарь горкома или обкома комсомола – она всех знает, ее все знают. Она даже устроила со мной интервью на местном ТВ. Так вот, экскурсии в Синь-ий и окрестностях с утра до вечера, с перерывами на еду и сон. Тяжеловато. Утром в гостинице Ючинг говорит:
- Сергей, понимаю, что вы устали, но сегодня нам бы надо съездить посмотреть важный памятник!
Отвечаю:
- Ючинг, об чем спич! Надо, так надо. Памятник – святое дело! Нам шахидам собраться – только подпоясаться. Поехали!
Приезжаем в холмистую сельскую местность. Красота, тенистые сады до горизонта. Прохладно, слава Богу! Деревья похожи на сливы. На холме огромный монумент, внутри музей, а рядом такое же «сливовое» дерево в ограде и памятная доска. Что написано – пока не ясно. А история такая. Много лет назад здесь росло, не пойми что. Вроде бы, груши. Приезжает товарищ Ху Цзинь-тао поруководить на месте - поучить крестьян крестянить. С ним свора журналюг. Садится на стул на холме, скликает локальных пейзан, после чего происходит примерно такой разговор:
- Не хау, «крестьяны», как живете, что делаете, чем промышляете, “понимашь”?
- Да, так, в основном, груши околачиваем... дорогой товарищ Ху Цзиньтао – мнутся «крестьяны».
- Ну, вот что, «крестьяны», хватит груши околачивать, давайте-ка лучше личи сажать! А не то, сажают, как известно, не только кукурузу!
- Ну, это понятно, дорогой товарищ Ху Цзиньтао, кого как сажают. На то мы и «крестьяны»! А что такое за личи?
- А личи, «крестьяны», это такие тропические деревья, похожие на сливы. И плоды, тоже напоминают сливы, но вкус... специфисский, во рту тают! Только кожуру не ешьте! С одного дерева можно собрать килограмм 200, а потом продать по 5 юаней за кило. Правда, в крупном супермаркете – только по 3 юаня. А еще из личи получается очень вкусный мед по 15 юаней за кило!
- Так у нас и личей отродясь не водилось, не говоря о юанях, дорогой товарищ Ху Цзиньтао!
- А я вам, «крестьяны», юаней, понятное дело, не дам, а личи привез одну на разживу. И даже сейчас лично посажу!
- А если вдруг личи не вырастет, дорогой товарищ Ху Цзиньтао?
- А вы, «крестьяны», попытайтесь. Попытка, ведь, не пытка, не так ли? Ну, хватить болтать, “понимашь”. За работу, се се!
С этими словами товарищ Ху Цзиньтао лично посадил и полил личи, а затем и сбыл, о чем свидетельствуют многочисленные фотографии и памятная доска. Водку, вроде, не пили. Естественно, дерево было обнесено оградкой, а рядом с личи вырос монумент и музей товарища Ху Цзиньтао. Делать нечего. «Крестьяны» прослезились, перекрестились, прекратили околачивать груши и отправились сажать личи. Похоже, обошлось без пытки. Поскольку сейчас этот район – самый «личиносный» район Китая! А личи, действительно, очень вкусные. Только кожуру не ешьте! Се се...

История рассказана мне моим дядей, кадровым офицером ВМФ СССР, умершим
во время раздела черноморского флота между Россией и хохлами. Уверен,
что история реальная.
В одном закрытом военном городке, жил/служил некий мудак (далее М),
помполит в звании то ли кап.лейтенанта, то ли капитана третьего ранга.
Был из сирот, полностью преданный светлым идеалам марксизма, клинический
идиот, хотя в соответствии с тогдашними требованиями - офицер на хорошем
счету. Была у него жена, настолько им заебаная, что спала практически
со всем мужским населением части, включая матросов, старшин и прапорщиков.
Краткая история, характеризующая данного типа. Объявлен приказом по части
переход на зимнюю форму (или на летнюю). Он назначен в дежурство по городу.
У него эта форма (зимняя или летняя) не готова. Он приходит к соседу
и просит ему одолжить, так как на дежурстве по городу он должен быть
по форме. Тот ему дает и М заступает на дежурство. Через несколько часов
М в сопровождении патруля останавливает своего соседа в городе
(естественно, одетого не по форме), по форме представляется и задает
вопрос:
- Товарищ капитан-лейтенант, вы одеты не по форме?
Тот думает, что типа шутка, и говорит:
- Вася, ты че, ебнулся, ты же в моей форме.
Тот его задерживает и там то ли на губу, то ли еще какое взыскание, не суть.
Главное, что это характеризуется М для дальнейшего понимания основного
рассказа.
Так вот, жена этого М блядствует напропалую. Сначала руководство смотрит
на это сквозь пальцы, затем это начинает раздражать (ну как же - моральный
облик жены помполита, зам. председателя парткома и т.п.).
И командир части решает его вызвать на беседу, для того, чтобы ему
сказать, ну ты поговори с женой, пусть она типа как-нибудь это, поостынет,
чтобы в глаза не бросалось.
Он, короче, его вызывает и, сохраняя официальный тон, говорит ему:
- Товарищ капитан-лейтенант, мы очень обеспокоены моральным обликом вашей
жены, не пристало жене строителя коммунизма и отличного члена партии
иметь такое поведение, вы бы с ней того, поговорили. Может быть, вы
не следите за ее обликом моральным, поведением, и типа пониманием линии
партии. Вы, может, ее займите чем-нибудь.
Ответ:
- Никак нет, товарищ каперанг! Я уделяю огромное влияние воспитанию своей
жены в духе маркскстко-ленинской линии партии. Даже не представляю,
откуда у ней свободное время.
И протягивает ему КОНСПЕКТ РЕШЕНИЙ 27 СЪЕЗДА КПСС, который сделала его жена.
- Она, - говорит, - конспектирует у меня все решения и постановления
партии, и я за этим очень бдительно слежу. Таким образом, все слухи
о ее неверности не имеют под собой никакой почвы.
Вот такая вот история.

ЕВРЕЙСКОЕ СЧАСТЬЕ

Надо вспомнить, какое отношение к евреям было в Советском Союзе.
Официальная политика не имела ничего общего с истинным положением вещей.
Братский союз народов, равные права и обязанности. Но это в газетах и на
лозунгах. А на самом деле? Туда не езди, там не учись, это не положено,
а то – не заслужено. Но мы, как говорится, пробивали головами эти
дурацкие препоны. И кое-чего добивались. И в науке, и в искусстве, и в
других отраслях. Хотя иногда и с пятого раза, и с седьмого. Пока
экзаменационная комиссия или начальник отдела кадров не сдавались перед
нашим отчаянным упорством.

Но это прелюдия.

Итак.

Жила-была одна девочка, родом из маленького городка на юге России. Она
говорила на дикой смеси трех языков – идиш, русского и украинского. При
этом еще и картавила. Добавьте к невеселой картине высокий рост, толстые
ножки, при виде которых вспоминаешь, что давно не варили холодец, рыжие
волосы, отсутствие талии и присутствие длинного носа, доставшегося ей в
наследство от папаши.

Она так бы и помогала отцу в лавке и впоследствии заменила бы его. Но на
несчастье девочка родилась умной и амбициозной. И что делать еврейскому
ребенку с такими аномалиями в глухой провинции?

Короче говоря, взяла девочка из кассы лавки немного денег и поехала в
Москву. Поступать в институт поехала. И не в какой-нибудь завалящий, а
в, страшно подумать, МГИМО.

Папаше записку оставила следующего содержания:

«Дорогой отец, не волнуйся. Деньги заработаю и верну. Твоя Ида».

Это ее так звали. Ида Ицковна Гринблат.

Ну?

Где МГИМО, а где Ида Ицковна Гринблат?

Представьте себе эту комическую картину.

Заходит Ида в этот институт, где без связей и русскому делать нечего.
Находит приемную комиссию и громко, на понятном только ей и жителям
родного городка языке, спрашивает:

– Хде тута учут на дыпломатов?

Там же, понимаете, никакого паспорта не надо было, чтобы понять, что
написано у девушки в пятой графе.

Но, поднимем большой палец вверх, проклятая демократия и соблюдение
приличий. Не принять у Иды документы не было никаких оснований. Аттестат
с пятерками, советское гражданство, комсомол и так далее.

Поэтому Гринблат оказалась в числе абитуриентов. И даже получила место в
общежитии, как иногородняя. Студенты же в ту пору на каникулы
разъехались.

Представьте себе забор, в котором все дощечки одна к одной, зеленые. И
вдруг одна желтая.

Вот так и фамилия Гринблат в списке поступающих среди сплошь Ковалевых,
Петренко и Драчиков. Что очень нервировало членов приемной комиссии.

В общем, Ида Ицковна была обречена.

Уже был разработан план, как ее завалить на первом же экзамене, то есть
сочинении. Тем более, что с таким диким акцентом она наверняка и писала
так же. По крайней мере, так думали в приемной комиссии.

Если вы не в курсе, то фамилии абитуриентов не ставят на их письменные
экзаменационные работы. Только номера. Якобы для непредвзятости.

У Иды номер был тринадцатый. Уже неплохо. А?

И проверять ее работу должна была член партии с сорокового года, Нинель
Ивановна Ибрагимова, в девичестве Курощипова. Представляете, что Иде
Гринблат светило?

Но есть бог на свете, тем более, что, простите за напоминание, он тоже
был евреем.

Была одна организация, о которой мало кто знал, чутко следящая за
различными проявлениями несправедливого отношения к нашим людям. Нет, на
каждую несправедливость они, естественно, не реагировали. Это ж какой
штат и связи надо было иметь! Но иногда…

А руководил тогда организацией Иван Иосифович Перчик. Почему Иван? Да
мало ли. Может, для конспирации.

Вот к этому-то Ивану и попала информация, что какая-то безумная девица
из провинции сдает экзамены в МГИМО. И там тоже были наши люди. То ли
завхоз, то ли бухгалтер, не знаю точно.

Может, ради смеха. А, может, ради того, чтобы отточить, так сказать,
профессиональное мастерство, Перчик заинтересовался этим делом.

Изучив обстановку и преподавательский состав в МГИМО, Иван понял, что
внутри ему положиться не на кого, кроме самой Иды Гринблат. Но ее саму в
известность ставить было нельзя. Испугалась бы провинциалка и все бы
испортила. Завхоз или бухгалтер ему в этом деле тоже были не помощники.

Но организация имела связи во многих сферах. Иначе невозможно было бы
решать такую массу разнообразных вопросов.

Короче говоря, кто-то сверху прислал проверяющего в МГИМО. Типа, для
проверки объективности и исключения взяток.

Тот, который сверху, понятия не имел, что делает это ради аномалии по
имени Ида Ицковна Гринблат.

Ему просто намекнули на какие-то темные обстоятельства и подсказали,
кого именно надо направить. Честного и неподкупного товарища, Василия
Петровича Куркина. Из министерства образования.

Этот Вася Куркин, как и многие тогда, тщательно скрывал от окружающих
свою еврейскую маму из Крыжополя.

Но в нашей организации стояли на учете все тайные еврейские мамы.
Поэтому и обратились к Василию, нежно любящему маму, с просьбой, нет, не
помочь поступить Иде Ицковне, а не дать завалить ее на первом экзамене.
Хотя бы. Что уже было бы победой, по мнению Ивана Перчика. На сочинении
обычно половину отсеивали.

Иван Перчик пришел в министерский кабинет к Куркину и, счастливо
улыбаясь, положил тому на стол упаковку мацы.

– Что это? – строго спросил Вася.

– Из Крыжополя, – лучезарно светясь всем лицом, ответил Перчик, – от
мамы. К пейсаху вам.

(Это еврейская пасха так называется).

– Уберите немедленно, – побагровел Куркин. – Сюда могут войти!

– Я уберу, – ласково сказал Перчик, – но не обидится ли мама? Если я ей
расскажу о вашей реакции. А?

– Что вам нужно?

– Только справедливости, Василий Петрович, – подобрался Иван Иосифович.
– В МГИМО поступает одна ваша землячка. Да, понимаю, что это бред. Но
дайте девочке шанс. Пусть сдаст сочинение на общих основаниях, без
пристрастия. Поможете? А я эту мацу сейчас же отсюда вон.

– Как зовут вашу абитуриентку? – Куркин приготовился записывать.

– Заранее благодарен. Всего один экзамен.

– Мацу оставьте! – Куркин положил руку на хоть и пресные, но дорогие
сердцу лепешки.

***

Так этот Василий Петрович не отходил от Нины Ибрагимовой, пока та не
проверила все работы. И сам за ней еще раз все проверил, чтобы убедиться
в объективности оценок.

Ида получила четверку! Это в институте, где выше четверки вообще никому
не ставили! Даже любовнице ректора.

Но это еще было только начало. Иван Перчик, когда узнал про эту
четверку, долго смеялся. А потом сказал, что теперь он за эту девочку
отвечает.

Ну, а Ида Гринблат была убеждена, что все делает правильно. Ее же в
школе учили, что Советский Союз – страна равных для всех возможностей.
Она вместе со всеми пела патриотические песни, собирала металлолом и
ходила строем под барабан. Она была комсомольской активисткой и хотела
вступить в партию.

Но вернемся к вступительным экзаменам. Вторым была история партии.
Сдавали устно. С одной стороны, завалить легче, с другой – сложнее.
Можно задавать кучу дополнительных вопросов из всего курса. Но если ты
подготовился, то можешь стоять до последнего.

Ида не выходила из общежития. Она привезла с собой кучу книг и читала с
утра до ночи. Думала, бедная, что от ее знаний что-то зависит.

А у Ивана Перчика было свое мнение по этому поводу. Он через знакомого
завхоза или бухгалтера узнал, кто будет принимать экзамен по истории.
Тщательно подготовился. И вечером сел на скамеечку перед выходом из
института. С газеткой «Московские новости» на английском языке.

– Юрий Сергеевич? – окликнул Перчик нужного человека и радостно вскочил,
раскрыв руки чуть ли не для объятий.

– Мы разве знакомы? – насторожился преподаватель, замедлив шаг, но не
собираясь останавливаться окончательно.

– Вы меня не знаете, Юрий Сергеевич, – нежно улыбнулся Иван, – и, как
говорится, крепче спать будете. Достаточно того, что я вас изучил, как
мой лечащий врач-уролог изучил мою же простату. Дай им обоим бог
здоровья. В смысле, и врачу, и простате. Да шучу я, Юрий Сергеевич, не
обращайте внимания.

– Что вам нужно от меня? Я очень спешу.

– Софочка ждет? Не надо делать такие страшные глаза, дорогой мой. Я – ее
единственный дядя. И меня очень беспокоит то, что моя любимая племянница
напропалую встречается с женатым мужчиной, да еще и членом партии. Да вы
никак покраснели, Юрий Сергеевич! Как это мило. Если человек в вашем
возрасте и социальном положении не разучился краснеть, значит, он еще не
потерян для общества. Не делайте снова такие страшные глазки, Юрий
Сергеевич. Я желаю вам только добра. Но поймите меня правильно. Ваша
супруга Ирина Павловна и малолетние детки, Алексей Юрьевич и Елена
Юрьевна, не должны переживать по поводу ваших встреч с Софочкой. Нет,
если моя племянница любит вас, то я ее не осуждаю. Но какие у вас планы
на ее счет? Не отвечайте. Я все читаю в ваших глазах. Юрий Сергеевич,
хотите, я исчезну из вашей жизни так же внезапно, как и появился? Ответ
очевиден. Только одна просьба. Завтра будьте снисходительны к моей
другой племяннице, Идочке Гринблат. Кстати, они с Софочкой троюродные
сестры. Да, разбросала нас судьба-судьбинушка. Софочка и не помнит про
Идочку. Вот они, коллизии жизни. Так я надеюсь. Поклон супруге. И
поцелуйте Софочку. Не надо говорить ей про наш разговор. Да, просто
будьте объективны, как этого требует устав нашей любимой партии.
Пролетарии, всех стран, объединяйтесь. Я бы добавил, но только по любви.
Шучу, Юрий Сергеевич. А с простатой будьте поаккуратнее. Не застудите,
дорогой мой.

***

Да, если бы Перчик старался для круглой идиотки, то я бы понял ваше
возмущение, дорогой читатель. Но девочка была готова на все сто. Этот
Юрий Сергеевич с удивлением выслушал ответы на вопросы попавшегося Иде
билета. Потом аккуратно, осторожно озираясь, задал пару сложных вопросов
про французскую революцию и Леву Троцкого. И только после этого с
чувством выполненного долга поставил ей пятерку.

В институте запаниковали. Срочно собрали комиссию. Вопрос стоял один. Не
допустить! Оставался один экзамен – английский. Если она сдаст его хотя
бы на четыре – все, придется принимать. Придумали хитрый ход. Поручили
секретарше сообщить Гринблат о переносе времени экзамена. К примеру,
двадцатого июля в шесть часов вечера. А на самом деле оповестили всех
остальных лично, что экзамен состоится тоже двадцатого, но в десять
утра. Ида тем утром снова засела в библиотеке. Готовилась, дурочка. А
экзамен уже вовсю шел.

***

Но и Перчик понимал – вот он, последний и решительный. Надо мобилизовать
все усилия.

Иван Иосифович пошел на разговор к ректору МГИМО.

Пора была горячая. Простого смертного к нему бы и не пустили. Но Перчик
заручился звонком от того же знакомого из министерства образования.

И в назначенный час в кипе, черной шапочке, прикрывающей макушку, и с
пейсами, вьющимися из-под нее, сидел в приемной ректора. На Перчике был
строгий черный костюм и лакированные туфли.

В приемной стояла напряженная тишина.

В самом престижном вузе страны, в советское время, когда Израиль
считался одним из главных мировых агрессоров, спокойно сидела ну очень
вызывающая фигура. Вокруг одни славянские лица, ожидающие приема и явно
возмущенные таким соседством.

Но Иван Иосифович невозмутимо читал какую-то газетку на иврите, улыбаясь
чему-то смешному. И даже тихо посмеиваясь.

– Перчик! – громко произнесла секретарша.

Как будто объявила коронное блюдо на банкете.

Блюдо встало, с уважением поклонилось сидящим в приемной и аккуратно
приоткрыло дверь в кабинет ректора, на которой висела табличка
«Коваленко Степан Миронович».

***

Челюсть у Коваленко отвисла.

Таких посетителей в его кабинете еще не бывало. Что-то защемило в груди,
предчувствуя беду.

Степан Миронович уже после звонка из министерства почуял неладное. Вот
оно и подтвердилось. Пейсы в МГИМО! Хана всем устоям!

– Шалом! – радостно сказал посетитель, вежливо кланяясь.

– Коваленко, – на всякий случай также вежливо ответил ректор.

– Я вас умоляю, Степан Миронович, – пропел Перчик. – Вы только
задумайтесь, чем вы руководите. Ну? Подсказать? Московский
государственный институт международных отношений! Чувствуете, какая на
вас лежит ответственность? Готовите кадры для всех наших международных
отношений, как было сказано выше.

– Вас прислали, товарищ Шалом, чтобы мне лекцию прочесть? Ближе к делу.

– Куда уж ближе, Степан Миронович, – загадочно протянул Перчик. – Это
очень правильно, что вы меня товарищем Шаломом назвали. Вы очень близки
к истине. Скажите мне, дорогой мой интернационалист, где среди ваших
отношений место для маленького государства Израиль?

– У Советского Союза нет никаких дипломатических и политических связей с
Израилем, – четко, как на лекции, отрапортовал Коваленко.

– Правильно, – кивнул Перчик. – Но это только пока. Вы, надеюсь, в
курсе, что первая волна репатриантов уже внедрилась в израильские
населенные пункты? И не за горами вторая волна.

– Изменники родины! – воскликнул ректор. – И мы делили с ними одну
краюху хлеба! Пусть убираются, куда угодно!

– Ша! – Перчик даже привстал. – Не надо делать скоропалительных выводов.
Если наша партия и лично дорогой Леонид Ильич приняли решение выпустить
евреев на якобы историческую родину, то это что-то, да значит. Или вы
сомневаетесь в дальновидности и стратегическом мышлении товарища
Брежнева?

– Да как вы можете! – Коваленко с любовью посмотрел на портрет
генерального секретаря, висящий у него над головой.

– Тогда только представьте себе, что через несколько лет Израиль будет
похож на шестнадцатую республику Советского Союза. И к вам придут
товарищи из Центрального Комитета, и спросят: «А подготовили ли вы,
Степан Миронович, кадры для работы в Израиле?» И что вы им ответите на
их законный вопрос? Что ни одного еврея и на дух не подпускали к стенам
МГИМО?

– Но что же делать? – Коваленко в отчаянии посмотрел на Перчика.

– Вот! – улыбнулся тот. – Поэтому я здесь, среди вас. Я надеюсь, вы в
курсе, что сейчас сдает экзамены одна очень перспективная девушка, по
имени Ида Гринблат?

– Что-то такое слышал, – смутился ректор. – Позвольте, но я же не могу
знать про всех абитуриентов.

Коваленко нажал кнопку и сказал тут же явившейся секретарше:

– Председателя приемной комиссии пригласите ко мне. Срочно!

Ректор и Перчик в ожидании несколько минут помолчали. Вдруг Коваленко,
будто что-то вспомнив, спросил:

– Может, чаю, кофе?

– Кефиру нет? – ухмыльнулся Иван Иосифович.

– К сожалению, – начал оправдываться ректор, но осекся и впервые за все
время разговора улыбнулся, тоже вспомнив классику.

Вошел председатель приемной комиссии. Увидев человека в кипе и пейсах, в
изумлении встал в дверях, не зная, как себя вести.

– Гринблат Ида, – сказал Коваленко. – Как она сдает экзамены? Говорите,
как есть. Здесь все свои.

«Ну, если для него уже пейсатые свои», – подумал председатель Хворостюк,
а вслух ответил:

– Сочинение и историю сдала хорошо, а вот на английский почему-то не
явилась.

– Не может быть! – воскликнул Перчик. – Это какое-то недоразумение.

– Факт остается фактом, – буркнул председатель.

– Подождите пару минут в приемной, – попросил ректор Перчика.

Тот пожал пейсами и вышел.

Как только за ним закрылась дверь, Коваленко зашипел:

– Немедленно найти ее и принять экзамен. И без этих ваших штучек. Хотите
международный скандал? Уволю в тот же момент!

***

Вы, конечно, не в курсе, но в Министерстве иностранных дел России давно
уже работает женщина. Зовут ее Аделаида Ицковна Герловина. Лучший
специалист по Ближнему Востоку.

«Неужели, Ида?» – спросите вы.

И это таки правда.

Леонид Блох

Когда я был маленьким, родители иногда брали меня с собой на работу. Мама работала в газете «Юный Ленинец», это был наш молдавский вариант «Пионерской Правды». На меня там никто не обращал внимания. Мне давали лист бумаги и карандаши. Рисуй, сколько влезет! А вокруг носились сотрудники. Мне надо сдавать материал срочно! Завтра в номер!
Взрослые в редакции не обращали на меня никакого внимания. Например, к маме в кабинет приходила молодая сотрудница Анжела, пожаловаться на своего мужа. Анжела рассказывала очень интересные вещи, совсем меня не стесняясь. Она работает, а муж нет. Он пишет киносценарий. И из-за Анжелы у него нет вдохновения. Вчера, после очередного разногласия с Анжелой, ее муж в одних трусах выбежал на заснеженный балкон, и лег на бетон.
- Я простужусь и умру, - сказал он. – И ты будешь виновата!
Логика Анжелиного мужа была мне не до конца понятна. Ведь он же сам выбежал на балкон. Она его не заставляла! Так почему же она будет виновата?
У мамы на работе я узнал много нового о людях. Расширил свой кругозор. Ведь у нас дома папа никогда не выбегал в одних трусах на балкон. А оказывается, люди так делают.
Редакция газеты «Юный Ленинец» находилась на 4-м этаже Дома Печати. У нас в Кишиневе все редакции всех газет были в этом здании. Все журналисты республики в одном доме. Очень удобно крутить романы! В Москве все редакции в разных зданиях, и там с этим делом немного сложнее.
Но неважно, я понял суть жизни взрослых. Их жизнь состоит из двух составляющих. Они крутятся, работают, сдают материал в номер. Это первая составляющая, второстепенная. Для отвода глаз. Но главное – они с утра до вечера изменяют супругам, и трахаются со всеми на работе. И говорят между собой в основном об этом. Это – суть жизни.
Иногда, гораздо реже, я приходил с папой на его работу. Папа работал в редакции журнала «Кодры». Орган Союза Писателей МССР. Писатели очень сильно отличались от журналистов. Здесь никто не работал. Ведь если ты заведуешь в «Кодрах» отделом поэзии, то ты за один день можешь раскидать поступившие стихи на номера журнала на два года вперед. Поэтому писатели никуда не носились, а сидели в кабинетах, и точили лясы. Единственное, что они делали, они работали с приходившими в редакцию авторами. Скажем, когда заходил поэт Савостин, то зав. отделом литературной критики Миша Хазин играл с ним в шахматы. Партий 10 подряд. Партия – рубчик. Савостин всегда выигрывал, возможно поэтому он приходил часто, в качестве дополнительного заработка.
Ха! Миша Хазин как-то рассказал смешную историю. Он ехал в Москву на поезде, и с ним в купе (СВ вагон) был какой-то старичок. Сыграли в шахматы. Миша легко выиграл. Сыграли еще раз, а потом еще. Миша опять выиграл.
- Вы великолепно играете! – воскликнул старичок. – Вы гроссмейстер?
- Нет, перворазрядник, - ответил Миша.
- Надо же! – воскликнул старичок. – Я на работе играю, и у всех всегда выигрываю!
- А кем вы работаете? – спросил Миша.
- Я президент молдавской Академии Наук, - представился старичок.
Мне эта история показалась необычайно поучительной. Старичок был начальником, и играл с подчиненными. А они ему специально проигрывали. Ха!
У папы на работе я проникся большим уважением к Советской Армии. Часто в редакцию заходили авторы, генералы 14-й армии, расквартированной в Тирасполе и Бендерах. Оказывается, у генералов в мирное время куча свободного времени, и они массово пишут стихи. И приносят их в редакцию. Где их стихи с уважением читают, и объясняют, что надо еще немного поработать над формой. Генералы ничуть этим объяснениям не огорчались, а открывали портфель и доставали бутылку коньяка и сухой венгерский сервелат.
Беседа переходила с литературных проблем на общемировые, и я был поражен свободомыслием советских генералов. Они ничего не боялись и говорили все, что думают. В том числе и об этом старом пердуне, генеральном секретаре ЦК КПСС. У нас в школе такого себе не позволяли никогда. Мне очень нравились военные.
Если у мамы на работе журналисты меня не замечали, то у папы на работе писатели проявляли ко мне неподдельный интерес.
- А что ты сейчас читаешь? – спрашивали они.
Я читал исключительно научную фантастику и начинал им пересказывать сюжет очередной книги. Как звездолеты буравят космическое пространство в поисках братьев по разуму.
И вот тут я заметил разницу между русскими писателями и писателями молдавскими.
Русские писатели очень интересовались местом нашей земной цивилизации в межгалактическом сообществе. Так сказать, идеологическими вопросами.
Молдавские же писатели были более приземленными.
- А что они там едят, в своих звездолетах? – интересовались они.
Я объяснял, что у астронавтов есть разработанные в советских научно-исследовательских институтах тюбики с едой, и паста в этих тюбиках не уступает по вкусовым качествам земной еде.
Молдавские писатели кивали с покровительственной улыбкой. Но я чувствовал у них какое-то неверие в советские научно-исследовательские институты. Я понимал, что они не верят, что какие-то тюбики могут заменить шашлык из баранины, с салатиком из свежих помидор и мамалыгой. И стаканчиком молодого молдавского винца.
Я понял, что если русские писатели с радостью могли бы стать героями-астронавтами, то молдавские писатели никуда бы не полетели.
Моя дальнейшая жизнь укрепила меня в моих тогдашних детских незрелых выводах.
Есть народы, такие как русский или американский, для которых есть вещи поважнее еды. Так сказать, потенциальные астронавты. Он хату покинул, пошел воевать, чтоб землю в Гренаде крестьянам отдать. А есть и другие народы, такие как итальянцы и испанцы. Этим звездолеты до одного места.
На одной конференции в Севилье (совместная конференция американского и испанского математических обществ) мы пошли всей толпой ужинать. Половина толпы в ресторане была из Испании, а вторая из Америки. И тут выяснилось, что абсолютно все испанцы знают, как делается майонез. Знают рецепт. И ни один американец этого не знает.
- Хулио, - спросил я одного своего соавтора. – Откуда ты знаешь?
- Я в детстве видел, как мама на кухне делает майонез, - ответил Хулио. – И запомнил рецепт.
- Надо же, - удивился Джордж из Огайо. – Моя мама тоже что-то готовила на кухне, но я никогда не наблюдал за ней.
Из всего этого мы можем сделать вывод о том, как достичь прочного вечного мира. Есть народы, которые нападению на другие страны предпочитают вкусно покушать и выпить стаканчик винца. Вообще, страны, где люди пьют вино, редко нападают на других. Кстати, хорошее вино надо закусить чем-то вкусным, понимаете? Поэтому в этих странах и любят вкусно покушать.
А есть и другие народы, где пьют, к примеру, водку. Ну или бурбон. А водку уже неважно чем закусывать, можно даже рукав понюхать. Водка заглушает вкусовые пупырышки на языке. И эти народы не увлекаются рецептами, и дома они едят всякую херню. Вот именно такие народы и любят нападать на другие страны.
Отсюда – план действий. Считайте это моим бизнес-планом. Надо эти водкопьющие страны перевести на хорошее марочное вино. Субсидировать там цены, чтобы чем лучше вино, тем оно было бы дешевле. И надо их обучить рецептам всяких майонезов. Научить вкусно готовить дома. И тогда наступит вечный мир на Земле.

Ольшевский Вадим

Варя была детдомовская. Свою мать она никогда не знала, а кто был ее отцом не знала даже ее мать, мать ее.

Жизнь в детском доме была тяжелая. Поэтому Варя с детства научилась и готовить, и убирать, и шить. И еще копать котлован под фундамент, класть печь и покрывать крышу шифером.

А вот огня и лошадей боялась. Поэтому ни в горящую избу войти, ни коня на скаку остановить не умела. Воспитательницы всегда ее за это шпыняли:
- Не найдешь ты, Варя, себе мужа хорошего. Ведь мужику в жены нужна настоящая русская баба. А ты ни с конем, ни с огнем справиться не сможешь. Да еще и глаза у тебя узкие, а фамилия Ибрагимова.

Когда Варя выросла и покинула детдом, первым делом она отправилась в родную деревню, о которой много была наслышана еще в детстве. Долго искала там своих родственников Варя, и уже было отчаялась их найти. Пока кто-то из местных не сказал ей, что нет у нее тут родственников. Просто деревня так называется - "Родная".

Привыкшая к тяжелому труду она мигом завела кур, гусей, свиней, одну корову. И трактор. Который стоял посреди деревни, и никто не мог завести его уже лет десять. А она вот смогла. Так и началась ее взрослая жизнь.

Однажды пошла Варя к колодцу за водой. И повстречала у колодца Ивана, местного красавца. Взглянула она в глаза его бездонно-зеленые, да и чуть не утонула в колодце. Потому, как от волнения спотыкнулась и в колодец этот-то и бултыхнулась. Благо, Иван ей выбраться помог.

А Иван тот был местный мажор. Такую кличку ему односельчане дали. Ведь он был единственный, кто из села в город ездил учиться в музыкальной школе. Но все, что запомнил оттуда, что бывает "мажор" и что-то там еще. Так к нему это прозвище и прицепилось.

Вытащил Иван Вареньку из колодца, да и влюбился в нее с третьего взгляда. Первый раз глянул он в глаза ее озорные. Второй раз увидел губы ее сочные. А на третий раз остановился взгляд его на груди ее, от волнения колышущейся. А ниже он и смотреть уже не стал.

И предложил он ей с ходу разделить его постель. А Варя, она ведь безотказная была . Поэтому сразу согласилась. Пришла к нему домой и голыми руками разломала Иванову кровать к чертям собачьим. Тут понял Иван, что с этого момента Вареньку он не только сильно любит, но еще и немного побаивается.

И пошла молва по деревне, что будет свадьба у Ивана и Варвары. И услышала про то Катерина - бывшая зазноба Ванина. Давно еще она глаз свой на него положила. Просто она инвалид была по зрению, а один глаз у нее искусственный был. Так вот, у реки тогда дело было. Она глаз свой искусственный вытащила, на Ваньку положила и сказала: Ты, Ваня, либо мой, либо, если не хочешь глаз этот мыть в реке, отдай мне. Я его обратно вставлю. Иван мыть его не захотел, вот Екатерина и затаила на него злобу лютую.

А свадьба молодых искрилась и гудела аж до темноты. А с чего ей не гудеть и не искриться, если водитель молодых по пьяни со всего размаху въехал в трансформаторную будку. Так деревня еще и без света осталась.

Да только Иван да Варя на это внимания и не обратили. Ведь у них бушевала Любовь. Любовь Константиновна Перемычко - сотрудница местного ЗАГСа. Женщина она была одинокая. Потому, как приняла на грудь за здоровье молодых, как стала к мужикам приставать. Слово за дело. В общем, так разбушевалась, что не до скуки было.

Но в разгар веселья появилась на свадьбе Екатерина. И наложила она на молодых проклятие страшное.
- Да чтобы у вас детей никогда не было! - громко крикнула она.
И с этими словами забрала у молодых "Камасутру" и кассету с фильмами немецкими про "дастишфантастиш".

Пригорюнились молодые. Ведь дело в советское время происходило. А ведь в СССР, как известно, секса не было. А дети появлялись по решению XXVII съезда КПСС. А до съезда еще далеко было.

И завыли молодые от горя. и вся свадьба вместе с ними. Да так сильно все выли, что из лесу к ним волки прибежали. Думали, что брачные игрища уже начались.

Но тут зашла к ним в гости местная знаменитость по имени Клава, а по прозвищу "ша...". Ну, ее так мужики местные называли, в рифму. Хотя она сама себя величала "феей". Впрочем, мужики ее иногда и так называли. Ибо знали, какие "чудеса" да "волшебства" она в постели вытворять умеет.

Прознав про беду молодых сказала она:
- Не печальтесь, Иван да Варвара! Помогу я вам! Есть у меня свечка волшебная. Если ее у кровати подержать, то процесс сам пойдет. Я вам даже покажу, как ей правильно пользоваться.
И начала показывать. Сначала одни ту свечку держали, потом другие. А потом процесс так хорошо пошел, что про молодых уже все и забыли.

И стали они жить-поживать, да XXVII съезд КПСС поджидать. Но это уже совсем другая история.

Русский японца не уразумеет …

Уж не знаю что тогда придумало руководство Сахлеса, но то, что полтора
десятка лучших шоферов со всех леспромхозов послали в Японию, истинный
факт. Возможно партию новых самосвалов хотели прикупить, да водителей на
стажировку отправили или еще чего-то там, но сказали так - поедете на
месяц и не ударьте в грязь лицом! Валюту правда не обещали, времена не
те, но зато средний заработок и всевозможные премии гарантировали.
В число командированных попал и мой друг Колька. А как не попадешь,
если за ним уже четыре года переходящий вымпел лучшего водителя. В общем
собрал Колек рюкзачек и настроился заграницу покорять. Да не тут-то
было, в смысле не все так просто, потому как к вечеру поглаживая его по
волосато-мускулистой груди, жена как бы невзначай пропела;
- Я Коля тебе там списочек составила. Командировочные вам все равно в
валюте выдадут, так что прикупи там кой-какой товар, ну в общем все, что
привезти разрешат. Да может там еще кой-какую «шабашачку» срубишь, ты-то
у меня мужик разворотливый! - с тем и уснула.
А Коля полночи мучился, все думал как он там на ихнии йены, товар
прикупать будет. Список-то на двух листах мелким шрифтом был. К утру еще
и теща подскочила, у той почерк хоть и покрупней, да листов побольше. А
после тещи как прорвало - братья, сестры, кумовья, да и друзья
закадычные, прямо косяком повалили. Валюту никто не дает, но требуют,
кто пылесос, а кто и видеомагнитофон.
Колек из рюкзачка все выложил, вплоть до исподнего, так как окромя
списков, туда больше ничего и не помещалось. С тем и тронулся.
Командировка месячная, но вернулся Коля через неделю. И первого
встретившегося однопосельчанина на вопрос - «ну как там за бугром?»,
послал таким трехэтажным матом, что японскими иероглифами его не-то что
написать, выговорить невозможно. Да что там по-японски, у земляка после
этого послания, на русский язык две недели аллергия была.

Такой же ответ на аналогичные вопросы, получили и остальные вплоть до
жены с тещей, а в дальнейшем Колек вообще перешел на сленг
дальневосточных партизан, в смысле его пытали, а он молчал. Две или три
недели весь леспромхозовский поселок находился в отупенном незнании и
если бы не вовремя выданная зарплата, кто его знает, чем бы все
закончилось.
Но зарплату дали вовремя, и Колек вместе с остальным коллективом гаража
плотно засел в одном из боксов с приличным запасом спиртного. После
третьего стакана, мужики ненавязчиво-дружески тыкая его кулаком в грудь
или локтем под ребра с применением вопроса «а ты меня уважаешь?», все
же добились искреннего повествования. На мою удачу заглянул в бокс и я,
теперь вот вам от Колькиного лица могу пересказать.
- Приплыли мы туда на теплоходе, да от нас-то ходу, часов двенадцать.
Поселили нас в гостинице, хотя может и не гостиница а общежитие, но все
цивильно, как у нас в райкоме где мне грамоту вручали. День по городу
повозили, городок небольшой, но чистый - жуть! Плюнуть некуда! С каждым
окурком к урне бегаешь, ноги чуть по колено не стерли. Но красиво,
магазинов полно, товаров этих, что меня привезти просили немерено и
никаких очередей. Вот думаю командировочные выдадут, я по этим
магазинчикам и прошвырнусь. На следующий день, на работу повезли.
Автобус такой шикарный, спецовку выдали - хоть на танцы. Машины, все
новые. Переводчик объяснил, что мы грунт из карьера будем возить, дамбу
на море отсыпать. Ну думаю, сейчас я вам империалисты покажу, как умеет
работать настоящий русский мужик. Покажу, как план перевыполнять. В
общем настроился серьезно. От карьера до дамбы крюк километров
пятьдесят, я еду, а сам смотрю где шабашку срубить. Напарник-то мой -
япошка, по-русски ни бум-бум, он-то может и знает где подкалымить можно,
да как спросишь? Подъезжаем к карьеру, я уже хотел вниз нырять, а этот
наставник давай орать что-то, рожи корчить, в общем показывает чтобы я
остановился. Ну я встал - мне не жалко. Смотрю, из карьера самосвал
поднимается груженный, возле нас остановился из него японец выпрыгнул и
к нам идет. Напарник мне показывает, мол, вылазь. Я вылез, пересели в
тот, что с грунтом, поперли на дамбу. И так целый день туда-сюда. Я
этому наставнику в глаза свои права тычу, показываю, что у меня первый
класс, мол, я и сам в карьер могу. Да у нас - кричу - карьеры в двадцать
раз больше! Мы дороги-то вон какие для лесовозов отсыпаем, вам с вашей
дамбой такое и не снилось. А тот ни в какую, все показывает, что моя
работа возить, а в карьер другой спускается. Короче, шесть часов я эту
дорогу утюжил, как челнок. В гостиницу привезли, рук-ног не чувствую,
одним словом, как выжатый лимон. Упал на кровать, думаю что-то тут не
так, а что, понять не могу. Коллеги мои, что с других леспромхозов, тоже
лежат, даже первый день работы обмыть никто не предложил. С утра снова в
бой.

Наставник мой, постоянно что-то курлычет, но по роже вижу, что не быть
мне образцом ударного труда в их капиталистическом мире. Тогда я решил
ему выпить предложить, говорю, гаишников все равно на трассе нет, давай
в шинок сгоняем да грамм по сто накатим. Нихрена не понимает! Но с
помощью пантомимы и общенациональных жестов я ему все же объяснил. Он
когда понял, что я хочу, челюсть на панель уронил. Вы мужики не верьте,
что японцы узкоглазые, он свои зеньки так вылупил, что нам такая
круглость и не снилась! И хочется мне ему по хлебалу щелкнуть, да
интернациональная совесть не позволяет. Все он не доволен, что курю в
кабине, а где еще курить если ни одного перекура. Я ему раз сказал, что
у меня перекур, так он всю кабину слюной забрызгал, все в часы пальцем
тыкал, мол, график у нас. Короче к концу второго дня, я не только о
шабашках забыл, а и как пейзаж придорожный выглядит. Вот одна дорога
перед глазами стоит и больше ни черта. И дорога эта - мать ее …, она
ведь как стекло, ни кочки на ней, ни ямины. Как на такой дороге
экстра-класс вождения покажешь? Чувствую, деградирую я, в смысле, вроде
еще как человек, но уже какой-то ненастоящий. Индивидуальности абсолютно
никакой. Вот здесь-то я, ведь тому же Сереге десять километров форы дам
и машина у меня раз в двадцать больше проходит, а почему? Да потому что
я машину и дорогу нутром чую, я каждую ямину просчитываю под каким углом
мне в нее войти, чтобы машину не тряхнуло и мосты не повырывало. Эх, да
что объяснять! А там, катись да катись, рулем-то только на поворотах и
кручу. Короче, на второй день мы вечером опять не пили, вроде и пора, а
сбегать в этот маркет, все отказываются.
На третий день наставников убрали. Видимо решили, что мы и без них
справимся. Переводчик объяснил, что радио, которое в машине стоит это не
радио вовсе, а рация и если что не так, надо на кнопку нажать и говорить
что случилось. Ну без наставника я себя веселей почувствовал, сразу о
шабашках вспомнил. Еду, головой верчу, смотрю кому машину грунта пихнуть
можно или отвезти что куда. Вижу стройка какая-то, от дороги километра
два, но для зверь-машины это ведь не крюк. С трассы на примыкающую
свернул и туда. Подъезжаю, смотрю все как положено работяги пашут, среди
них один самурай тусуется, ну в смысле бугор по нашему, я к нему. Говорю
- братан нерусский тебе грунт нужен? - и на машину показываю. Он головой
кивает, улыбается, но толком не поймешь, толи нужен толи нет. Я говорю -
ну если нужен, давай тащи мани-мани, в смысле иены мать вашу, рублей
тридцать, да показывай куда высыпать - он опять головой кивает, а сам
телефон из кармана тащит. Я между прочим, сразу почувствовал, что
какая-то лажа здесь, думаю надо дергать пока не замели. Выскочил опять
на трассу, думаю хрен с ним, не удалось грунта толкнуть, солярочку
продам. Встал на трассе, смотрю мини-вен какой-то прет, по выхлопу вроде
дизелек, ну я его тормознул. Пока объяснял, что солярки у меня выше
крыши и что я ему ее за полцены толкну, ихнии гаишники прилетели. И так
я и не понял, толи они действительно не хрена по-русски не понимают,
толи бестолковые совсем.

Я им говорю - машина сломалась, как это по вашему, ну короче
кирдык-хана, а у братана я ключ на двадцать два спрашивал - ни черта не
понимают. Документы смотрели, потом по своей и по моей рации что
чирикали, руками махали и все улыбались как идиоты. Я плюнул, поехал
дальше.
Вечером, меня этот мужичек, что с нами на теплоходе плыл в сторонку
отозвал. Я между прочим, еще на теплоходе заметил, что странный какой-то
водила. С нами не бухал, все особнячком и костюмчик у него какой-то не
шоферской. Вот этот мужичек мне и говорит - «ты Коля кончай ерундой
мается, дальше Сахалина мы тебя конечно не сошлем, но за твои концерты
мы тебе и дома такую жизнь устроим - мало не покажется! Ну я же не
тупой, сразу понял что к чему. Еще два дня отпилил по этой дороге. Она
мне гадина уже по ночам снится начала, ям на ней нет, так я уже каждое
пятнышко на ней запомнил, и надо же такому случится, что машина у меня
заломилась. Пофыркала, пофыркала и сдохла. Ну думаю лафа, щас меня на
ремонт оттащат, с местными слесарями водочки попью. Да и в город надо бы
смотаться, баба ведь глаза повыцарапывает если ничего не подвезу. На
кнопку нажал, ору - давай тягач мать вашу, машине амба! Минут пять орал,
пока они нашего переводчика к рации не пригласили, тому-то я уж объяснил
от души. А сам думаю, пока тягач пригонят, надо посмотреть что там к
чему. Капот задрал, залез - вникаю. Сложного ничего нет, только лишних
коробочек и проводов многовато. Короче присмотрелся, вижу к топливной
аппаратуре проводок какой-то подходит, но слетел. Я его на место
воткнул, стартером вжикнул - завелась. Заглушил, проводок снял обратно -
в город-то надо!
Приехала аварийка. Мою машину подцепили, а мне другую подогнали,
показывают, мол, давай наяривай. И тут я понял, что магазинов и водки со
слесарями, мне не видать как собственных ушей. А еще я понял, что еще
два дня, и в дурку мне прямая дорога. Очумел я вконец! Вечером подошел к
тому мужику в пиджаке, говорю, делай, что хочешь, но отправляй меня
домой, как хошь отправляй иначе покусаю. Как пить дать покусаю, потому
что я уже от этой жизни японской, озверел!
Ну он мужик сообразительный, понял сразу, говорит - «ты виду не
подавай, нечего народ провоцировать, а лучше скажи, что заболел. Я тебя
как больного, первым же нашим судном, домой и отправлю» - так кстати и
сделали.
Вот только дома и осознал, что к чему. Оно ведь как, со стороны-то
глядя, там хорошо все. Машина новая, дороги ровные, жилье и жратва
цивильные, а вот индивидуальности нет. Я там никто - серое безмозглое
существо выполняющее свою работу, которую я должен делать не так как
хочу, а как мне сказали. Это здесь я и директора и завгара могу на хрен
послать и буду прав, потому что я план перевыполняю и вымпел лучшего
водителя у меня, а там послать только меня могут …

РАССКАЗ ПОМОЩНИКА ГЕНСЕКА
Было это в середине семидесятых. Леонид Ильч Брежнев прилетел на Кубу с
дружественным визитом. Ну, как всегда, объятия, поцелуи с Фиделем
Кастро, цветы и все такое прочее.
В числе мероприятий была встреча с воспитанниками какого-то интерната.
Детей набилось полный зал. На трибуне Леонид Ильич читает коротенький -
часа на полтора - доклад. С боку чуть поодаль - диван, на котором
расположились Фидель Кастро с переводчиком. Кубинский вождь вальяжно -
нога за ногу - полулежит с сигарой в зубах и лениво слушает переводчика.
Все шло нормально, пока вдруг Леонид Ильич не произнес следующую фразу:
- Вы - счастливые дети, у вас есть товарищ Фидель.
С этими словами Брежнев вытянул руку и стал медленно поворачивать корпус
в сторону дивана. "Товарищ Фидель" не сразу понял, что это вдруг весь
зал на него уставился, пока переводчик не перевел ему последнюю фразу. В
один миг сигара полетела в пепельницу, Кастро выпрямился, убрал с ноги
ногу и превратился в Железного Бойца Партии.
В это время Леонид Ильич завершил процесс поворота туловища и его рука
прямо показала на образец для подражания. Увидевши кубинского лидера и
получивши глубокое удовлетворение, докладчик так же медленно повернулся
к залу и продолжил чтение. А Фидель снова сунул в рот сигару и принял
прежнюю позу.

У нас начальник партии работал на Кубе. Когда СССР помогал этой стране.
Он рассказывал.
Однажды в перекур один парень кубинец что-то начал рассказывать. Рассказывал долго. Народ слушал не перебивая. Чуть глазами не ел рассказчика. А парень всё говорил и говорил. Когда закончил, наши переводчика подталкивают – про что это он?
Переводчик вкратце – он говорил как познакомился с девушкой. Как встречаются, как поводят время, как он за ней ухаживает. Что дарит..
- А про секс? Секс был?
Переводчик отмахнулся – Ой, да при чём здесь секс? Секс, это не интересно

Про любовь заграницей или что случилось в Африке.
Историей про немытых монголок напомнило. Сразу предупреждаю, будет длинно ибо было писано давно для себя, а переписывать лень.
"Эх, через баб страдаю я всю жизнь свою" - выдохнул на меня наш курьер Борисыч. И хоть от запаха перегара я чуть не рухнул как подкошенный, шестым чувством я знал что сейчас я услышу что-то интересное.
“Ты думаешь я всегда шоферил, как простой курьер, подай-принеси? Э нет, ошибаешься кстати. Я же когда-то человеком был. Университет с отличием по строительной заканчивал. А сейчас я кто? Тьфу и растери. Эх бабы, бабы.”
И далее он рассказал мне свою историйку.
Часто в детстве у человека формируется мечта. Обычно она остаётся мечтой. Иначе бы по улицам каждого Советского городка бегали бы тысячи космонавтов, чемпионов мира по футболу и хокею, первооткрывателей, и Нобелевских лауреатов. Но иногда... иногда мечта становится целью и человек делает всё что бы она стала реальностью. Он прёт напролом, преодолевает препятствия и добивается её.
У сопливого мальчишки Витьки (тогда еще совсем не Борисыча) мечта была. И мечта эта была, поехать заграницу. Он не был малолетним диссидентом и эммигрировать и бежать из самой самой страны в мире он не хотел. Но начитавшись Майн Рида, Жюль Верна, и Луи Буссенара он грезил пампасами, пустынями, битвами с индейцами и танцами людоедов у костра. И он рос с этой мечтой, и хотя взрослея он понимал что время конкистадоров и пиратов прошло, но мечта ступить на землю Африки или Патагонии засела крепко.
Это сейчас любой сопливый гопник уже в первом классе побывал раза 3 в Египте, Мексике, или Турции. Но в Советское доброе времечко подход к туризмy был намного гуманнее. Гомо-советикусы не должны были ломать головы насчет в какой стране мира проводить свой заслуженый отпуск. Компартия и режим решали этот вопрос радикально. Мол воды Черного моря ничем не отличаются от Карибов. Берега Венесуэлы тот же Сухуми. А если очень хочется посмотреть на пампасы то добро пожаловать на подъём целины на Алтай. Очень привлекают непроходимые дебри Канадских лесов, так можно устроить поездочку на лесоповал в Сибири лет эдак на 5. Поездки по Европе хотите - пожалуйста. Садитесь в танк и хотите в Чехословакию, хотите в Венгрию, можно и в ГДР или Польшу. Любознательность граждан обеспечивалсь приключенческой литературой, ограниченными контингентами в странах стремящимеся к развитому социализму, и конечно клубом киноморегорепутешественников. Это было конечно продиктовано чисто любящим отношением к гражданам. Во первых дома безопаснее, а во вторых экономика должна быть экономной. Читайте граждане Комсомольскую Правду и не забывайте про программу Время.
Витька Борисыч жил в своем сухопутном условном Балаково и с каждым годом видел что жизнь проходит зря. Он знал что папуасы, Замбези, и дебри Амазонки ждут его, а он все учится в 8м, 9м, и 10м классе. Глупость конечно. Но образование нужно. Батя, человек суровый, пытался выбить дурь на корню и провел с сынком воспитательную беседу. Во первых надо зарабатывать что бы было чего пожрать. А потом как фишка ляжет. Партия прикажет и на полюсе окажешься. Витька сначала опыту папаши не внял и сунулся было в МГИМО и в кинематографический институт. На что ему было ясно указано "Молодой человек, не засоряйте собой помещение, места расписаны, а институт не резиновый. Вам бы чего попроще."
В итоге расстроеный Борисыч смог попасть в строительный институт который в принципе он закончил неплохо. Впереди светила 120 рублёвая карьера, очередь на квартирку в панельном доме, гарнитур "Чародейка", холодильник "Минск", и отдых в Пицунде. Ни при каком раскладе джунглями и необитаемыми островами не пахло. Но тут судьба сдала ему козырного туза...
В далеких 70х и когда был еще жив Союз была жива и дружба с Африканскими странами. Каждый студент СССР должен был знать назубок всех социалистических вождей и их доблестную биографию. А взамен страны Африки посылали своих студентов в Университет Патриса Лулумбы для изучения приготовления яичницы, пользования унитазом, и развития отношений с Советскими студентками. Короче страны Черного континента однозначно видели преимущества социалистического строя при виде наиразличнейшей халявы капающих на лидеров тех самых стран. Кроме обсасывание со всех сторон этих президентиков вчера слезших с пальм и баобабов была и более конкретная помощь идущая в эти страны. Например в эти страны периодически посылались Советские специалисты которые помогали своим банановым братьям строить социализм.
Борисыч трудился в некой строительной организации в родном городе и сожалением считал прошедшие годы. Но он не терял надежды на счастливый случай. А пока он был на неплохом счету как специалист, дружинник, играл в самодеятельности и в пинг-понг. A также подал заявление в партию. И тут в институт пришла разнарядка, в братской, тоже условной, Анголе очень нужны молодые строители готовые отдать свои силы, энергию, и 3 года жизни.
Борисыч унюхал эту разнорядку и ломанулся во все кабинеты как молодой конь. "Мечта детства" твердил он вышестоящему парнёрy по пинг-понгу, "готов достойно представить великий Союз" убеждал он начальника дружины, "ассоциирую себя с социалистическим развитием в Африке" бубнил он старичку (по слухам он еще Ленина видел) который заведовал местной парт-ячейкой, "нужно двигать молодые кадры" стучал он себя кулаком в грудь на собраниях.
Когда человек одержим идеей он может без тренировки перепрыгнуть 3х метровый забор, пройти босиком по углям, зубами перекусить подкову, и даже… получить загранкоммандировку в Советское время. Он как кумулятивный снаряд, вся его энергия направлена на одну точку. Правда за него говорила много: биография, русский, из рабочей семьи, активен, думает о партии, спортсмен. Ну и конечно нарощенные связи и подарки. Пинг-понговский партнер получил ракетку "Стига", подарок родственников на 20 летие. Старичок партиец - получил в подарок марки посвященые Ленину (была потрачена премия 2ого квартала). Начальник дружины - получил мечту пижона, пневматическую винтовку, предмет гордости Борисыча.
В конце концов когда зашла речь о достойном кандидате имя Виктора Борисовича всплыло само собой. Ему только и требовалось что закончить процесс поступления в партию (ибо не может быть безпартийный человек достаточно ответственным представителем СССР). Партийное око бдительно зрит и за тридевять земель. Также Борисычу настойчиво посоветовали оформить отношения с одной аспиранточкой. Во первых человек семейный, значит серьёзный. Во вторых какой-никакой, а заложник системы. Ну и в третьих правила такие.
Борисыч против абсолютно не был. Во первых и основных ради заграницы он был готов жениться даже на медведице из зоопарка, а во вторых аспиранточка ему и так нравилась. А посему юный строитель выполнил всё что от него требовало руководство института, гражданский долг, долг коммуниста, КГБ, и конечно кодекс Советского гражданина. Таким образом построенный и захомутанный Борисыч прошёл все 50 инструктажей и в один прекрасный день был окончательно одобрен. Душа у него пела, а трезвый мозг строил планы.
За 3 года коммандировки он себя ещё покажет. Сначала он завяжет нужные знакомоства среди советников и станет их надёжным младшим товарищем. Ну а затем он познакомится с местными и станет их новым лучшим другом. Эдаким доктором Ливингстоном 20ого века. Ну а зная местную специфику, имея дружеские отношения со всеми, и огромный опыт он станет чуть ли не главным спецом по Африке в СССР. Ордена, премии, звания, и признательность всего социалистического строя ему обеспечены. Главное не сглупить на месте, а там всё пойдет путем.
Наконец то проводы, слёзы, водка, поцелуи, последний инструктаж от майора КГБ, представителя партии, объятия супруги, и шлепок от бати по спине перед посадкой с пожеланием "Ну ни пуха сынок. Ты там уж не балуй". И вот и всё. Самый лучший в мире авиалайнер (Советское - значит отличное) набрал высоту и начал приближаться к далёкой, но уже становившейся родной и милой сердцу Анголe. И убаюкиваемый сладкими грёзами о будущем Борисыч уснул.
Очнулся он уже в Анголе. Там его встретила жара, маленький песчаный городок, несколько полуспившихся советников, и койка в 3х этажном домее за высоким забором который гордо именовался Резиденция Представителей СССР в условной Республике Ангола.
Борисыч быстро раззнакомился с сотрудниками из разных сфер, раздал немудрённые гостинцы, и распечатал парочку бутылок водки которую он как каждый истнный русак взял с собой. И выпив несколько рюмок и подбив своих сотоварищей на откровенный разговор он вскорости понял как он лоханулся. Анголу он хрен посмотрит, и пожалуй что либо еще кроме своей резиденции и городка тоже. Ну а славы Ливингстона 20ого века ему не сыскать вовек. Все 3 года что ему предстояло провести в Анголе будут состоять из его руководства над ремонтом мостов как заявил ему счастливый советник которого сменял Борисыч.
Теперь маленькое отступление. Городок был расположен на берегу реки которая делила территории которые кое как контролировало правительство и территории где правили бал то ли левые, то ли правые повстанцы. Этот мост нужен был всем как один из немногих средств которые соединяли территории. С другой стороны ни правительство, ни повстанцы не хотели что бы мост контролировался другой стороной. Поэтому, хоть активных боевых действий не велось, мост периодически взрывался то повстанцами если появлялась опасность со стороны правительства, то правительством если появлялась опасность со стороны повстанцев. Ну и периодически разными племенами в качестве развелечения.
Жизнь Борисыча в течении следующих 3х лет должна была состоять из руководства над восстановлением моста после каждого взрыва. "Предок" Борисыча востанавливал мост раз 15 и по всему было видно что Борисычу предстояло не меньше. Таким образом все благородные мысли юного строителя социализма на родной Ангольской земле свелись к минимому. Его работа и жизнь должны были крутится вокруг резиденции, моста, и дороги между ними.
Дни тянулись в жутком однообразии. Все анекдоты были рассказаны, все игры сыграны, вся небольшая библиотека прочитана. Вся веселуха сводилась к пожалуй прочтению газет недельной давности (они передавались в городок из Луанды после того как их просмотрели сотрудники посольства), еженедельных поездок на местный базарчик где кроме дешевых тряпок, продуктов, самоделок, и местного пойла купить было нечего, и потреблению того самого бухла купленного на базаре. Любое отклонение от рутины, по скрытым намёкам старожилов было чревато. Всевидящее око КГБ бдило и в далёкой Анголе. Каждый 5-ый сотрудник представительства был внештатным сотрудником ведомства. Ну и еще было несколько вполне штатных.
Борисыч хорошо понимал, шаг вправо или влево и ему не поздоровиться. Или КГБ сожрёт или местные племена (причем в прямом смысле). Отводил он душу в разговорах за бутылкой со своим новым корешем Димой. Они вместе делили комнатушку на 2 кровати. Дима был в примерно такой же ситуации как и Борисыч, только его функция заключалась в помощи в качестве ветеринара местным пейзанам. Его рутина отличалась лишь тем что он каждый день видел новую скотину, когда Борисыч видел один и тот же мост.
Разлука с Родиной, скука, и более всего алкоголь сблизли Борисыча и Диму. И оказалось чем дольше тянулась коммандировка в братскую Анголу, тем более друзей начал беспокоить вопрос. Это не был вопрос о справедливости строя или о покорении космоса. А это был вполне банальный половой вопрос. Это в современном "прогрессивном" мире молодые люди бы решили такой вопрос между собой, но Борисыч и Дима были простые Советские парни с традиционной ориентацией.
Борисыч и Дима держались паиньками почти три года. И совсем не потому что не было денег. Денег как раз былo много. Чеки Внешторгбанка было тратить практически не на что. Плюс капали какие-то гроши в местной валюте. И вопрос не был "с кем". Местными проститутками был заполонён город и стоимость услуг не превышала несколько бутылок местного пойла.
Останавливали друзей 2 обстоятельства, боязнь привезти домой сувенир и всевидящее око КГБ. "Неужели я уеду отсюда так и не трахнув негритянку?" плакался Борисыч Вадиму. На что Вадим вполне трезво отвечал "Но как?". Короче половая жизнь Борисыча была ограничена прочтением очередной речи Брежнева, очень редкими письмами жены, и общением с Димой.
И в самом конце африканской экспедиции произошло событие которое изменило жизнь Борисыча навсегда. Перед самым главным праздником в СССР, т.е. сколько-то летием революции в Анголу пожаловало множество ГБшного начальства. Естественно в малюсенький городок большое начальство было не заманить никакими коврижками и еще более естественно всё местное ГБ ломанулось на встречу в столицу. И одновременно в местных условиях планировался праздник на первом этаже резиденции. Естественно всё населении резидентуры было увлечено предстоящей пьянкой и патриотизмом и впервые надзор (реальный или кажущийся) над Борисычем и Вадимом ослаб.
Праздник начaлся и всё население резиенции справляло его в зале на первом этаже. Друзья хорошенько выпили и вопрос описаный выше возник опять, причём в самом остром виде. "Сейчас или никогда" шепнул Борисыч своему корешу. "Ты с ума сошел?" прошипел Дима. "Я больше не могу" беззвучно кричал Борисыч "если ты мой друг, то ты со мной". Дима судорожно сглотнув кивнул головой "была не была". И друзья тихонько выбрались из зала и через черный ход из резиденции. До местного рынка было минут 8-10 ходьбы и в скорости они уже общались с местным сутенером который и представил им искомую африканку в обмен за ден знаки. Тихонько через черный ход друзья доставили девушку на свой этаж в доме.
В виде отступления надо сказать что в Анголе процветал (а может есть и сейчас) жесткий патриархат. Женщина подчиняется приказу мужчины, а ослушание карается очень жестоко. Единственная ласка которую она получает это подарок из куска ткани при рождении и еще одного куска при замужестве.
Всё население вовсю пьянствовало на первом этаже и Борисыч с Димой были так сказать близки к желанной цели. И тут резко стал вопрос гигиены. Африканки не то что бы грязные, но и чистыми их никак не назвать. Плюс обнаружилось полное отсутствие предмета так сказать личной половой безопасности. "Нет проблем" промолвил бухой Борисыч. И потянул за собой африканку. Он наполнил водой ванну, очень щедро бросил туда марганцовки и велел африканке раздеться и лезть в ванну и ждать там. Таким образом вопрос очистки и гигиены в одном флаконе был казалось благополучно решен.
Что бы не терять алиби, пока негритянка отмокает, Борисыч с Димой спустились вниз дабы "засветиться" ну и пропустить еще по граммов 100-150. Правда, 100-150 не получилось, а пришлось выпить намного больше. И рюмка за рюмкой в угаре кореша полностью потеряли счет времени. Через часа полтора в момент протрезвления Борисыч вспомнил об негритянке ждущей их наверху. Он ткнул Диму в бок и напомнил. Друзья ломанулись наверх и увидели свою негритянку.
Она сидела в ванной и жалобно скулила. Борисыч переборщил с марганцовкой и несчастная обожгла себе всё что могла, но вылезти из ванны боялась. Мужчина приказал, а eё горький удел слушаться. Борисыч и Дима моментально отрезвели. Ни о каком развелечении уже речь не шла. Они в панике схватили одеяло, завернули в неe несчастную и быстренько через черный ход вынесли её из территории резиденции и потом быстренько вернулись в свою комнатку.
Никто ничего не заметил. Хоть внутри у них всё тряслось, в голове стучала одна мысль "пронесло". Но фигушки. Несчастная доползла до своего сутенера. Он пожалуй бы не удивился подбитому глазу или даже сломаному носу. Но такого он не видал никогда. Сутенер показал её местному населению и произнёс пламенную речь которая в двух словах сводилось к тому что белые дьяволы превратили воду в кровь которая съела кожу его соплеменницы. Они попортили ему товар и оскорбили честь племени. А посему как минимум с белых дьяволов надо взять компенсацию, а как максимум принести их в жертву духам леса, а из их кожи сделать барабаны.
Не так давно чтобы местное население взялось за копья и луки достаточно было им показать зеркальце и бусы. Цивилизация конечно их коснулась и теперь они начали браться за автоматы. В течении часa-двух собралась толпа и двинулась к советской резиденции. За это время успело вернуться местное ГБ и буквально столкнулось с приближающейся толпой. Сказать то что глава резиденции и ГБ буквально охренело это ничего не сказать. Главе резиденции удалось выторговать малюсенькую отсрочку и выяснить у сутенера в чем же собственно дело. Ему были предъявленны так сказать вещественные доказательства и степень охренения увеличилась ещё больше.
Отпирательства Димы и Борисыча не помогли. Их тут же опознали и жертва и сутенер. Их после опознания поскорее завели в резиденцию что бы уберечь от суда Линча. Дабы утихомирить толпу было обещана сутенеру компенсация примерно в размер многолетней летней зарплаты Борисыча и Димы. Это успокоило сутенера, но не толпу. Tтолпа требовала расправы над белыми дьяволами и даже где то слышалось передёргивание затворов. Поэтому пришлось опустошить весь запас алкоголя и деликатесов припасённых для праздников.
Дабы избежать потенциального конфликта Борисыча и Диму запихнули в багажник машины и через задние ворота вывезли из городка. Раздача подарков помогла и толпа через пару часиков успокоилась. Тем временем друзей довезли до столицы и запихнули в уходящий на СССР борт.
То что их лишили партбилетов еще до приземеления самолёта понятно даже ежу. Обратно на работу их не приняли. После капитального пропесочивания, лишиения партбилетов, штрафов, и отметки в трудовой Борисыч оказался на улице. Безработный, безденежный, беспартийный, да ещё уронивший честь Советского гражданина он оказался на фиг не нужен своей жене. Она подала на развод и в миг отсудила квартиру и всё что в ней было. Из всего заграничного опыта у Борисыча осталась только огромная любовь к выпивке.
С трудом он устроился шофёром в какое-то АТП в другом городе, но бросить пить он уже не смог.
"Эх, начальник, кабы не бабы, человеком я был бы. Может бы даже руководил чем то не хуже тебя. А теперь я ни пойми кто. И даже пожалеть меня не кому."
И если честно, то и мне его не стало жалко.

Случилась со мной тут на днях история, короче еле ноги унес.
Познакомился я с ровесницей, а мне 56 лет, сложена отлично, да и
сохранилась превосходно. Долгих ухаживаний не потребовалась, и вот,
пригласила она меня к себе до дому, до хаты. Кофеек с коньячком,
разговорчики ни о чем, плавно перешли в стадию поцелуев - раздевания. И
вот когда все одежды были сняты, и переспективы на скорые любовные утехи
не столь сумрачны, она убивает меня на повал. Андрей, ты что не
обрезанный? С какой стати мне быть обрезанным, если я не мусульман и
даже не иудей какой-нибудь? На что она мне заявляет, что это, мол, дело
вполне исправимое, и она сама в свое время и сына своего обрезала и
мужа. Так что если я только пожелаю, она мне в миг устранит сию
оплошность. Вместо члена у меня тихонечко стали вставать волосы на
голове. Любопытство стало распирать и я попросил ее рассказать как такое
с ней могло приключилось, и чем было вызвано столь варварское
членовредительство?
Надо сказать, женщина она русская, ни в бога, ни в четра не верующая,
это было понятно их предыдущего с ней общения. Так что национально -
религиозные мотивы я отмел сразу же.
Все оказалось куда прозаичнее. В конце 70-ых ее мужа, прапорщика
советской армии, послали служить в Монголию. Короче, вскоре и она к нему
переехала с пацаном. А пацану ихнему было тогда года полтора. Муж там
служил себе на благо социалистического отечества и братской Монголии, а
жене скучно было дома сидеть, занять себя в гарнизоне было не чем, вот и
снюхалась она с одним узбеком, врачем из сан. части. Короче нужно ли
рассказывать, что секс с тем узбеком показался ей блаженством, и стала
она его распрашивать, как мол ему удается так ее раскочегарить? А тот
сослался на обрезанный член свой. Мол, после обрезания, любой так сможет.
Ясный перец, что секс с мужем после того "дохтура" показался ей пресным,
как свежий огурец после селедки. Она не долго думая, распросила
"дохтура" что да как обрезать... Приходит муж со службы вечером, а она
пацаненка обрезала. Муж за голову схватился, ты что, дура наделала?! А
она ему, сам дурак! Ребенок наш счастливый, а жена его будущая еще
счастливее! А вот я у тебя несчастная...
Короче, несколько дней муж в себя приходил. Стал он вечером на
супружеский долг напрашиваться, а жена ему говорит, мол, сын наш
счастливый, а жена его будущая вообще самая счатливая на свете женщина,
чего обо мне не скажешь... А трахать не дает. Короче маялся прапор,
маялся, через пару недель приходит с работы и говорит, мол, решил я тоже
счастливым стать, ну и, ясный перец, тебя счастливой сделать, режь
скорей, трахаться охота, аж детки в яйцах пищат!
Ну ее второй раз просить не пришлось, в тот же вечер обрезала мужа. Что
говорить, опереция без наркоза, по живому, да еще место причинное. Взвыл
мужик от боли. Да и скальпель видимо плохо прокипятила, к утру у прапора
температура подскачила до 42-ух градусов. Забрали "счастливца" в
госпиталь, спасибо Флеммингу, антибиотиками откачали.
Короче сын вырос, живет отденьно. С мужем в итоге развелась. Теперь вот
со мной познакомилась.
Короче, сидим мы с ней в гостиной на диване, голые, и она мне все это
рассказывает. Ясное дело, голому трахаться охота, ну я ей и начинаю
втирать, что мол обрезаться в принципе можно, но подумать надо. Вопрос
все-таки сурьезный. Несколько дней возьмет на принятие столь
ответственного решения. А сейчас мол давай трахнемся, что вполне на
будущее решение благоприятно повлиять сможет.
А она мне заявляет, извини, но с необрезанным трахаться я не намерена. Я
пытаюсь взять ее силой, она ни в какую, крепкая, сучка, оказалась. Я ей
последний аргумент, мол, после операции поди месяц или сколько там
никакого секса. Тяжко ждать будет, а вот если сейчас трахнуться, то
совсем другое дело! Нет, говорит она, месяц тебе не до секса будет, это
точно. Но этот месячишко мы с тобой с пользой дела проведем. Будем
встречаться, общаться, убедимся в том, что действительно нужны друг
друга...
Вижу я, ни хера мне тут без "членовредительства" не обломится.
Продинамила сука. Стал я быстренько штаны на себя натягивать, да бочком,
бочком к двери. А она мне вдогонку, мол, то что у мужа заражение было,
так это она плохо инструмент прокипятила, сейчас такого не случится, мол
ученая она уже! Ты мол, Андрюша, подумай, да позвони, все равно эта
крайняя плоть атавизм и прочую пургу мне вдогонку. Я как ошпаренный из
квартиры ее выскочил, сам себе думаю, чудны твои дела господи! Какая
баба ладная, а вот крышу снесло по самые помидоры.
Хорошо еще, что после ночи любви, во сне не обрезала. Что с ней сделают?
Ну в дурку посадят, так там ей самое место, а я инвалид на всю
оставшуюся половую жизнь... Так что господь сберег.
Андрей Батурлин. Самара.

Во времена, когда СССР был великим и могучим, главным калькулятором
служили конторские счеты, а родители нынешних сисадминов учились в
школе, довелось мне побывать на стыке границ Узбекской, Таджикской и
Киргизской ССР. Этнические кишлаки перемешаны и четких границ не
обозначено. Алфавиты на основе кириллицы. Разобраться помогали лозунги.
Классика уличного соцреализма СЛАВА КПСС в одной республике писалась
ШЪАНУ ШАРАФ БА КПСС, а в другой - ШАНУ ШАРАФЛАР БА КПСС. Прошу прощения,
если чуть подзапутался в орфографии. Зато, в Киргизии все, что можно
было поименовать (школа, рудник, колхоз) было ИМЕНИ ФРУНЗЕ. Замечу
попутно, что в Ленинграде в то время значимые объекты носили имя КИРОВА
(театр, военно-медицинская академия и мн. др.).
В Советской Средней Азии активно использовалась древняя правовая норма,
идущая из Пятикнижия (Торы) - Уважение к сединам. Существовало два
уровня старейшин - аксакалы (белобородые) и карасакалы (чернобородые).
Первые имели полный авторитет, вторые стремились поскорее стать
белобородыми. Женские седины в расчет не принимались и женщины всегда
уступали ак- и кара-сакалам места в автобусах. На вопрос, почему у его
жены такое яркое платье(?), сорокалетний аксакал ответил - Пью чай, жена
в поле. Я дааааалеко вижу, чем она занимается!
В Старом Городе Бухары возле глинобитной бани доморощенный экскурсовод
рассказал древний случай. - Двенадцатилетнюю девочку готовили для
эмирского гарема. Помыли в бане и повели к эмиру. Девочка отказалась от
насильной любви. Уговоры, подарки и побои не помогали. Тогда девочку
вернули в баню и стали лить на голову кипяток. В итоге - эпическая
смерть непокоренного ребенка и резюме экскурсовода - Это, конечно, не
Зоя Космодемьянская, но у нашего народа тоже были женщины-герои!
По недостатку денег, отдали рассказчику за экскурсию двухцветную
шариковую авторучку, тогдашний трехрублевый дефицит.

Любовь-ненависть Монсеррат Кабалье
Известный испанский тенор предлагал будущей звезде свободные отношения, но она сказала: «Или мы женимся, или больше не встречаемся!»

Монсеррат Кабалье выросла в бедной и совсем простой семье. Мама и отец назвали девочку в честь священной вершины, горы святой Марии Монсеррат. Ей повезло: родители понимали, что без хорошего образования девочке не выкарабкаться из этой вечной бедности, и старались дать ей возможность учиться. Еще один бонус, который она получила в раннем детстве: ее с первых лет учили уважать себя и никогда не сидеть без дела. Не жди, что «сами придут и сами все принесут», умей всего добиваться сама, работай – и тогда не пропадешь. Уже в отрочестве Монсеррат работала то швеей, то продавщицей, чтобы самой платить за уроки музыки, итальянского и французского.

Детская мечта Монсеррат исполнилась: она стала певицей. А вот с личной жизнью никак не ладилось. Однажды она попала в жуткую аварию, получила серьезную травму головы, в которой пострадал участок мозга, отвечающий за жиросжигание. Врачи спасли девушку, но стройной она уже никогда не была. Было очень обидно при росте 161 сантиметр весить больше ста килограммов, хотелось быть изящной, трогательной, нравиться мужчинам... После аварии певица годами сидела на строгой диете, но похудеть ей так и не удалось. Был еще такой момент, который сильно подкосил ее веру в себя. Один итальянский импресарио, которому она предложила сотрудничать, рассмеялся прямо в лицо: ну куда тебе, толстухе! Найди у себя в Барселоне какого-нибудь парня попроще, пеки ему пироги, да и хватит с тебя! Но в своем голосе она не сомневалась, и карьерные амбиции не оставила. А что до любви... Ближе к тридцати девушка начала думать, что все эти романтические истории не для нее: она никого не любила, ее никто не любил; что ж, и без этого можно быть счастливой! Она не знала, что золотой голос скоро поможет ей встретить «первого и единственного», мужчину всей жизни.

Было так: в 1962 году 29-летняя Монсеррат смотрела на оперный спектакль, в котором пел знаменитый на всю Испанию Бернабе Марти. Жгучий красавец, молодой – всего 34 года, он был настоящим мастером. Девушка пошла аз кулисы выразить коллеге свое восхищение. «Он выглядел таким вежливым и предупредительным, таким джентльменом! Предельно обходительным, но бесконечно холодным. Я была страшно разочарована и подумала про себя: почему он не может быть хоть чуть-чуть более похож на того, кем был на сцене?» — рассказывала певица.

Прошло несколько месяцев. Кабалье пела в «Мадам Баттерфляй», и Марти попросили заменить артиста, который исполнял одну из основных партий. Он не успел выучить свою партию. Кабалье, для которой такое в принципе было немыслимо, прикрывала губы японским веером и подсказывала ему слова. Спектакль был спасен, но Кабалье возмутило, что Марти опять держался со своей странной холодностью: в любовной сцене они должны были поцеловаться, но Марти не сделал и шагу ей навстречу. Монтсеррат сказала об этом главному гримеру: непрофессионально себя ведет тенор, уж не съела бы она его! Понятно, что гример проболтался: на следующем спектакле Барнабе Монти страстно обнял Монтсеррат и поцеловал так пылко и нескромно, что это явно выходило за рамки роли! «Я была безумно счастлива и яростна одновременно. В антракте я очень резко бросила ему: "Как вы могли так нескромно обращаться с леди на глазах у публики?» Монти усмехнулся и самодовольно ответил: «С леди нет, а с женщиной, которая говорит, что я слишком робкий – да!»

Певица злилась, была уязвлена, обескуражена – но уже тогда она понимала, что это мужчина ее жизни.
Вскоре тенор начал вот эти мутные, хорошо известные каждой девушке разговоры про «свободные отношения»: ты мне нравишься, ты мне очень нравишься, но я пока не готов ни к чему серьезному... Давай попробуем, посмотрим, что из этого выйдет. Мы же современные, свободные люди! Бернабе видел, что девушка по уши в него влюблена и не сомневался, что она согласится. Но Монсеррат выслушала все это и резко ответила на языке своего родного бедного квартала Барселоны: «Так. Или мы женимся, или мы не встречаемся вообще». Ошеломленной Бернабе перевел разговор на музыку. После этой встречи они расстались. Монсеррат знала, что больше они не встретятся. На душе было темно и холодно, все время хотелось плакать. Но поступиться самоуважением она не могла.

Прошло несколько месяцев, Бернабе позвонил: «Я просто хочу пожелать удачи перед выступлением».
Потом позвонил еще раз:
— Мы можем увидеться?
«Зачем?» — подумала Монтсеррат и повесила трубку.
Потом Бернабе пришел к ним домой и чуть ли ни с порога сказал матери девушки: «Сеньора Кабалье, я простой человек и не знаю дипломатических тонкостей, поэтому без лишних слов хочу попросить руки вашей дочери». Неизвестно, кто больше опешил: Монсеррат или ее мама. Но помолвка была назначена в тот же день! Официальное предложение Бернабе Марти сделал очень красиво: они снова пели вместе пели «Мадам Баттерфляй», и он встал на одно колено и подарил Кабалье кольцо.

Жениться решили в храме на вершине горы Монтсеррат. По дороге невеста и ее мама попали под бурный ливень, их автомобильчик сломался, добирались на перекладных. Под венец будущая звезда мировой оперы шла в перепачканном платье и с мокрой прической. Но оказалось, что это было к счастью. Семья у Монсеррат получилась счастливая, полная любви и радости. У Бернабе и Монсеррат родилось двое детей, их дочь тоже стала оперной певицей. Бернабе скоро оставил сцену, больное сердце больше не позволяло ему петь. Монсеррат звонила ему из любой точки мира – ей так хотелось услышать голос любимого, что многозначные счета от телефонных компаний даже не огорчали.

Мировой знаменитостью певица стала через год после того, как вышла замуж. Оперная прима Мэрилин Хорн заболела, и Монсеррат позвали заменить ее в американском «Карнеги-холл». Она спела партию Лукреции Борджиа и вызвала овации на 20 минут. Все ведущие газеты наутро писали, что Монтсеррат «лучшее сопрано мира».

Где-то в Италии в досаде и бессильной злобе кусал кулачки тот самый хам-импрессарио.

Курская аномалия.

Тащи с завода даже гвоздь
Ведь ты хозяин, а не гость!

Это при прежнем режиме трудящиеся довольствовались голой зарплатой, хотя
не все, не всегда и не везде. Когда до наступления долгожданного
коммунизма оставалось каких-то два десятка лет, цех одной трикотажной
фабрики варганил детские чулочки. Для молодых, а так же для тех, у кого
от теперешней легкой и беззаботной жизни отшибло память, напомню, что
чулки – это предшественники колготок, только без верхней части. А чтобы
они не сползали, их безжалостно пришпандоливали к нежным детским ножкам
тугой резинкой.
Коллектив этого цеха, неукоснительно следуя мудрым решениям очередного
пленума ЦК КПСС, энергично изыскивал внутренние резервы, мобилизовывал
все силы и, используя передовые технологии, стабильно, по-стахановски
перевыполнял производственные задания. А главное, при этом значительно
снижал себестоимость своей продукции.
Возле каждого станка красовались вымпелы и почетные грамоты. По итогам
соцсоревнования с цехом по производству кальсон чулочники неизменно
выходили победителями, и им под звонкую песню бессменного патриота
Иосифа Кобзона: "А Ленин такой молодой... " – вручали переходящее
красное знамя. Трудящиеся вкалывали не покладая рук в три смены, выдавая
на-гора тонны чулочков, получая за трудовые свершения неплохие зарплаты
и внушительные премии. Кроме того, особо отличившихся ставили на очередь
за такими недоступными товарами народного потребления, как ковры,
холодильники, телевизоры и т. д. Даже один передовик производства
однажды стал обладателем новенького холодильника "Саратов".
Магазины детской одежды были до отказа затоварены этой нехитрой
продукцией. Но никакая нормальная мамаша эту гадость на ножки своему
ребенку напяливать не стала после того, как где-то в Прибалтике наладили
производство детских колготок. Предприимчивые граждане закупали их
большими партиями и сбывали на всех толчках нашей необъятной страны с
солидной комиссионной наценкой.
А чулочки нашей трикотажной фабрики, отлежав положенный срок в
магазинах, списывались в утиль, затем поступали на ту же фабрику, где в
швейно-прядильно-мотальном цеху их распускали на нитки. Нитки отправляли
к родным чулочникам, где из них, трепеща от энтузиазма, упрямо вязали
чулки. У попа была собака...
Однажды секретарь партийного бюро фабрики товарищ Лукин проводил общее
собрание коллектива и затронул вопрос о недостаточной работе
комсомольской организации в области наглядной агитации, в частности, не
было в цехах диаграмм роста производственных показателей. И вдруг
начался кавардак: один комсомолец по фамилии Кукуев позволил себе грубый
и безответственный выпад. "Рост какого производства? – вопил нахрапистый
бузотер – Этой курской аномалии, никому не нужных чулок? Ваш ребенок
наверняка их не носит! Вместо того чтобы перестроиться на выпуск
дефицитных колготок, мы будем тратить деньги на какую-то забубенную
агитацию?!". Зал затих в ожидательном ужасе.
Этот нахрапистый тип во всеуслышание трубил то, о чем всем было хорошо
известно и без него, но трудящиеся предпочитали молчать в тряпочку. Всех
устраивал такой расклад: фабрика была в районе на хорошем счету,
директора только что наградили орденом и готовили на заманчивое
повышение. На перепрофилирование производства уйдет время, упадет
производительность труда, а с нею зарплаты и премии. Сгинут вымпелы
вместе с алыми знаменами.
Тертый партийный калач, не ожидавший такого напора, завершил свое
выступление, без воодушевления и номенклатурного трепета: "Нельзя,
товарищи, недооценивать политического значения наглядной агитации".
Выйдя после собрания, комсомольцы чулочного цеха по настоятельной
рекомендации комсорга Ленки Елкиной собрались отметелить прогрессивно
мыслящего товарища. Его затащили в раздевалку, где поднялся крик и дикие
вопли. До тошноты наоравшись, спросили: "Козел, тебе что, больше всех
надо? Получаем хорошие бабки, работа непыльная, какого ты выделываешься?"
На что Кукуев невозмутимо парировал: "Если я козел, – то вы стадо
баранов! У каждого, небось, в загашнике хранится с полсотни пар этих
засратых чулок, и вы не знаете, что с ними делать. Может жены ими полы
моют? А если наладим колготки, в день по пять пар вынесем – и на хрена
нам ихняя вонючая премия!". Наступила недолгая пауза, после чего
заговорщики, словно очнувшись от дремоты, единодушно выразили Кукуеву
пламенное комсомольское одобрение.
Комсорг Елкина, еще недавно щеголявшая заманчивой походкой манекенщицы,
заметно потяжелела и катапультировалась в декрет. Осиротевшая
комсомольская организация, не остались в стороне от этого события, и ее
соратники, с присущим советской молодежи размахом, продуктивно отметили
предстоящее пополнение в семье своего вожака.
Пробуждение комсомольца Николая Кукуева, после этого мероприятия было
скверным. Он долго лежал, стараясь не шевелиться. Любое движение
вызывало болезненный удар по темечку. Поймав тошноту на пути к сортиру,
он с трудом донес ее до спасительного унитаза, - в мучительных судорогах
избавился от остатков вчерашних излишеств. Зеркало отразило что-то
отдаленно напоминающее вчерашнего Николая, но на много лет постаревшего.
Отравленный организм категорически отказывался возвращаться к здоровому
образу жизни, и настоятельно требовал немедленной реанимации. Булгакова
Николай не читал, но по опыту знал, что вернуть к жизнеспособному
состоянию угасающую плоть, можно простым, но надежным способом, и он
воспользовался рецептом мудрого профессора черной магии Воланда, когда
"никакой пирамидон не поможет, - лечить подобное подобным". Тяжело неся
свою похмельную голову, Кукуев по пути заглянул в закусочную, заплатил
рубль и обрадовался. На фабрике, где он трудился в качестве мастера
цеха, явился с опозданием, и в состоянии неустойчивого равновесия.
Комсомолец Кукуев к идеологическим тусовкам относился вполне лояльно,
вместе с остальными товарищами безропотно томился на собраниях,
добросовестно исполнял нехитрые поручения, хотя без должного энтузиазма,
и никогда не старался производить впечатление юноши беззаветно
влюбленного в комсомол. В то злополучное утро, оказавшись в стенах
родного учреждения, выяснилось, что его долго и безуспешно разыскивает
секретарь партийного бюро товарищ Лукин. "Кто-то уже настучал" -
тревожно мелькнуло в его похмельной голове. Николай шел к парторгу,
опасаясь выволочки и нытья о трудовой дисциплине – как основы
социалистического производства. Уволит ни за понюх табаку. Лукин был
коммунистом старой закваски, скромный, непритязательный дядька,
беззаветно преданный партии, без претензий на какие–либо исключительные
блага. Про таких, в народе говорят: сам то он мужик хороший, но работа
такая...
Благоухая всеми прелестями вчерашнего застолья, Николай вошел в кабинет
парторга и застал его увлеченно пишущим. Не прекращая писать, он жестом
пригласил гостя сесть. В кабинете было все, как положено: на полках
сочинения партийных вождей, на столе бюстик Ленина, в углу переходящее
красное знамя. Стремительно трезвея, Николай тщательно пытается дышать
тем местом на котором сидит. К счастью Лукин, поглощенный в свои
бюрократические хлопоты, ничего предосудительного не замечает. Наконец,
оторвавшись от писанины, он уставился на комсомольца долгим,
испытывающим взглядом: "Догадываешься, зачем я тебя пригласил?". У
Николая заныло где-то в груди, во рту ощущался такой сушняк, что язык
намертво прилип к небу. Он отрицательно замотал головой. "Не
догадываешься! – Лукин лукаво усмехнулся и со значением поднял вверх
указательный палец, – Какой на дворе стоит год? – Николай от
неожиданности вздрогнул и громко икнул, - Правильно! – продолжал
парторг, приняв икоту за кивок согласия. – Год наступил переломный".
Следует заметить, что на всем протяжении советской власти каждый год,
без видимых успехов, объявлялся переломным (как, впрочем, и теперь). Тем
временем Лукин продолжал: "Наступило время небывалого единения партии и
комсомола с широкими массами трудящихся". Оказавшись на привычных
идеологических рельсах, парторг с ускорением помчался по накатанной
дорожке. Говорил он медленно, политически грамотно, привычно выстраивая
выверенные догмы и умело жонглируя ленинскими цитатами. Обалдевший от
такого напора, Кукуев, находясь в полном недоумении, как тот китайский
болванчик усердно кивал головой. Неизвестно сколько бы еще длилась эта
словесная диарея, но ораторский пыл Лукина прервал телефонный звонок,
после чего, безо всякого перехода, он Николаю дружески подмигнул и
заявил: "В общем, будем тебя рекомендовать на должность секретаря нашей
комсомольской организации". Беседа состоялась на высоком
идейно-политическом уровне, за время которой Николай не проронил ни
слова. Он кивнул на прощание и так же молча, покинул кабинет.
Вскоре, утвердившись в Райкоме ВЛКСМ, Николай, выпивая в компании
секретаря по идеологии, у него спросил: "За какие заслуги меня удостоили
этой чести? ". Секретарь усмехнулся: "Твой шеф отозвался о тебе так:
"Этот парень умеет слушать, а не болтать языком!".

Кто жил в советское время, должен помнить первый советский
видеомагнитофон "Электроника". Дефицитная и жутко дорогая вещь - аж 1000
рублей (5-10 месячных зарплат). Но это присказка, а дальше - не сказка,
а быль. Мне эту историю рассказал знакомый, который работал на том самом
воронежском заводе, который выпускал первые ВМ.

Чтобы сделать первый советский бытовой видеомагнитофон (ВМ) (а это было
задание ПАРТИИ), наши конструкторы не мудрствуя лукаво, взяли и
скопировали японский ВМ "Panasonic". Оборудование для производства и
изготовления комплектующих деталей было закуплено в Японии.
Проблема оказалась в том, что все детали (пусть и на японском
оборудовании)должны были производиться в СССР. Сделать то - сделали,
изделие собрали. Но работать оно, не то что бы совсем не работало - а
работало ХРЕНОВО!
Самое хреновое было - что ПЕРВАЯ партия ПЕРВЫХ советских бытовых ВМ
должна была быть распределена среди членов Политбюро ЦК КПСС (для
молодёжи поясню - это типа министров, только ещё круче!). Сроки
поджимали.
Вопрос решили просто: закупили в Японии партию точно таких же
"Панасоников", с которых была скопирована "Электроника". И родной
японский корпус заменили на наш, советский!
И вот именно этот советско-японский продукт и был подарен Политбюро.

А простым советским людям продавали за бешеные 1000 рублей уже полностью
советский хреновый ВМ. У меня брат в 1990 году стал счастливым
обладателем сего агрегата, он регулярно "подёргивал" и "жевал" плёнку.

Пашка - народный "мститель"

История эта произошла году в 1987-м. Страна называлась СССР (это Россия плюс ещё 14 республик), правящей партией в стране была КПСС (это как Единая Россия, только коммунистов все очень боялись, так как у них за спиной стоял всесильный Комитет Глубокого Бурения) и люди отдыхали не в Турции, а на относительно дешёвых турбазах в средней полосе России.

Итак, мне 12 лет, в душе у меня счастье, потому что мы приехали на любимую турбазу Е-ского завода. Жили мы уже давно в Туле, но путёвки их завком продавал всем желающим. Места там - красивейшие (см. историю "Земной поклон мастеру-самородку").

В первый же вечер я помчался в бильярдную и там эта история и началась. Мужики сильно матерились по поводу качества единственного стола. Если их слова перевести на литературный русский язык и избавить от идиом эротического содержания, то вместо ровной поверхности на нём были Марианские впадины и Альпийские горы, что препятствовало нормальному скольжению шаров к лузам, а сами лузы делились на "калоши", в которые попадали любые шары, даже отправленные в противоположном направлении, и "напёрстки", в которые никакой шар не "лез", если, конечно, не гнать его туда толстой стороной кия. Так что очень скоро мужики стали тренироваться не в меткости забивания, а в силе удара, что и дало свои результаты: были отломаны борта стола и дальнейшая игра в бильярд стала невозможной.

Страна была советская, а поэтому в воздухе витал принцип: "Хочешь играть в бильярд? Чини сам!"

За пару дней работы стол починил мой отец при моём горячем участии (я честно пытался зашлифовать наждачной шкуркой и "впадины", и "горы", но, понимая всю тщетность своих усилий, в итоге застелил стол сукном по знаменитому принципу "как есть"). После этого был один день безмерного мальчишеского счастья - я получил неограниченное право играть в бильярд и даже взрослые мужики не выгоняли меня от "моего" стола, а если им очень хотелось сразиться, то просили разрешения (впрочем, вредным я никогда не был).

Идиллия закончилась с приездом сына большого горкомовского начальника. В отличии от всех нас - "бедноты", приехавшей на автобусе, его привезли на машине. В комплект к нему полагался дефицитный спортивный костюм олимпийской сборной, спортивный же велосипед и шумок вслед: "СЕКРЕТАРЯ сынок!". Первым делом "сынок" вместе с толпой "прихлебателей" пришёл в бильярдную (глаза с поволокой... смотрит мимо тебя) и сказал: "Сейчас мы сыграем и ты отсюда уйдёшь..." Я изумился наглости, но мальчишеские представления о гордости и чести своеобразные, поэтому сказал: "Выиграешь - уйду!" При этом я, как честный человек, посоветовал ему сначала разок прокатать шары, чтобы исследовать Альпийские горы, Марианские впадины, ширину "калош" и стройность "напёрстков". На что получил взгляд презрения Мастера, у которого дома стоял настоящий СОБСТВЕННЫЙ бильярд (жителям современной России, в которой коттедж с бильярдным столом в цокольном этаже - это вещь, в общем-то, достижимая, уровня его презрения ко мне не понять).

Сказать что партию он, новичок в лоции нашего бильярдного стола, проиграл сразу - это не сказать ничего. Вмиг и с треском - это правильнее. Тем более, моя семья там не жила и бояться мне было нечего, да я, наверное, об этом и не задумывался.

И тут откуда-то вывернулся мой местный дружок Пашка и копируя интонацию "сынка" повторил: "А теперь ты отсюда уйдёшь...". И вслед за разгромленным "сынком" и его прихлебателями из бильярдной вышел ещё какой-то мужик ("САМОГО 'умыли'" - выдохнул народ).

Вечером, когда я вернулся с рыбалки, то первым делом попал на грандиозное рабоче-крестьянское празднование. Перебивая друг-друга несколько человек разом просили Пашку: "Ну повтори ещё раз, как ты ему сказал и как ОНИ ушли!"

P.S. Пройдёт несколько лет, настанет 1991 год и народ уже для всей коммунистической партии повторит: "А теперь ты отсюда уйдёшь...", правда при этом от России "отвалятся" 14 республик, а в стране полыхнут межнациональные конфликты. А тогда, в 1987 году, конечно, Пашкины слова отличались редкой смелостью и извинял его разве что 12-ти летний возраст.

В 1980 году праздновали юбилей мощнейшего циркового деятеля Марка Соломоновича Местечкина. На арене цирка, что на Цветном бульваре, за форгангом толпились люди и кони, чтобы выразить восхищение мэтру советского цирка. В правительственной ложе кучно сидело московское начальство из МГК КПСС.
Александр Ширвиндт, собрав юбилейную команду Театра сатиры, вывел на арену Ольгу Аросеву, Бориса Рунге, Михаила Державина, которые с успехом продемонстрировали Местечкину схожесть с цирком творческих направлений.
- И, наконец, - с пафосом произносит Ширвиндт, - эталон нашей цирковой династии, 90-летний Георгий Тусузов!
Тусузов дрессированно выбегает на арену и под привычный шквал аплодисментов бодро бежит по маршруту цирковых лошадей.
Во время его пробежки Ширвиндт успевает сказать в микрофон:
- Вот, дорогой Марк Соломонович, Тусузов старше вас на десять лет, а в какой он прекрасной форме - и это несмотря на то, что питается говном в нашем театральном буфете.
Лучше бы он не успел этого произнести...
На следующее утро Театр сатиры пригласили к секретарю МГК партии по идеологии. Поскольку одного Ширвиндта - в силу его стойкой беспартийности - приглашать было нельзя, его вёл за руку секретарь партийной организации театра милейший Борис Рунге.
За столом сидело несколько суровых дам с "халами" на головах и пара мужичков с лицами провинциальных инквизиторов, причёсанные водой, очевидно, после вчерашних алкогольных ошибок.
С экзекуцией особо не тянули, поскольку очередь на "ковёр" была большая, и сразу спросили, обращаясь, естественно к соратнику по партии Борису Васильевичу Рунге, считает ли он возможным дальнейшее пребывание в стенах академического театра человека, осмелившегося с арены краснознамённого цирка произнести то, что повторить в стенах горкома партии не может никто.
Рунге беспомощно посмотрел на Ширвиндта и тот, не будучи обременённый грузом партийной этики, сделал наивно-удивлённое лицо и сказал:
- Мне известно, что инкриминирует мне родной МГК, но я весьма удивлён испорченностью восприятия уважаемых секретарей, ибо вчера на арене я чётко произнёс: "Питается давно в буфете нашего театра".
Сконфуженный МГК отпустил Рунге в театр без партвзысканий.

Удивительно даже, что стал коммунистом, минуя ряды этого молодёжного движения. На этот пунктик из прошлого обращали внимание при вступлении человека в КПСС.

- Отнюдь. Собсно в Партию я решил вступать из меркантильных соображений - хотел ездить в заграницы. Зачем? Очень мне понравилось ихнее заграничное пиво. До этого попил чешского и решил что пора пришла вкусить немецкого. А в СовТрансАвто без партийного билета в заграницу не можно даже думать.
И вот я подаю заявление в первичную ячейку. А тут бац! И приходит пора гласности, перестройка, арендаторы, кооперативы..
Ко времени приёма меня уже в партию, я был арендатором. Поездки в заграницу потеряли актуальность в том числе и из за пива как первоосновы. А вот остаться в рядах я решил что бы больше узнать эту структуру изнутри. До этой поры я был в числе кандидатов в партию. Два года. Можно год, но без изменения места работы. А я летун. Искатель где больше интересного
На бюро райкома, где меня руководитель и партийный секретарь представляли для утверждения, вопрос к мне было только один...
Тут нужно вам представить для себя что такое бюро райкома. Это в основном директора и парторги крупных заводов. А наш райком в городе занимал 1 место по промышленности. Тут и турбинный завод, и моторостроительный, и машиноремонтный, и путьреммашевский и куча других контор не из мелких. И вот поднимается мой директор и указывая на меня после ФИО и прочего представления - А это наш арендатор..
Всё. Сон пропал. У всех. И стали меня пытать как это и что это такое.

Здесь есть ещё один параллельный момент. Люди постоянно сдают какие-то экзамены. Я не исключение.
Но для меня был всего лишь один экзамен где я волновался. Это был мой первый экзамен в жизни в 8-м классе. Я его не сдал по русскому языку и географии. Был оставлен на осень, на пересдачу и кое как переведён в 9-й. Вот тот не сданный экзамен и был мой рубежь по волнительности.
Больше я на экзаменах не волновался. Ведь в любом экзамене выступают двое - сдающий и приёмщик. Кому больше надо, тот пусть и трясётся. Мне же в знаниях нужно лишь одно - их иметь
А уж дальше, лучшего экзаменатрора чем жизнь не существует.

На том бюро райкома я был персона грата. Я был Куком в стане аборигенов. Чекаловым, совершившим перелёт в Америку.
Никто не спросил меня о дне рождения Ленина, сколько орденов на первой странице газеты Правда и почему меня не принимали в комсомол.
Реальные мужики интересовались реальным экономическим проектом - Арендой!

БУРЯТСКИЙ АУДИТ ПО СОВЕТСКИ
(Алаверды к интереснейшим историям yls’а)

Много-много лет назад, при расцвете застоя советской власти, был я разгильдяем-студентом медицинского института. В нашем Башгосмединституте летом было около пятнадцати строительных студенческих отрядов-ССО, и как-то собрался командир республиканского ССО проверить нашу институтскую «зону» ответсвенности.
Нахрена мне захотелось поехать с ним - не помню, но нужен был повод - и я его придумал: буду, ни много ни мало, проверять финхоздеятельность строительных отрядов! (ничего другого мне тогда в голову просто не пришло).
Придумал какие-то таблички, строки и столбцы в них, ездим по отрядам в районе города Туймазы...я с умным видом что-то спрашиваю, что-то заношу в таблички, интересуюсь всем.
Лето прошло, начали учиться и вдруг вызывают меня к ректору.
«Пришла команда из обкома партии (высший орган власти тогда в регионе, это как администрация губернатора сейчас) отправить тебя в составе московской бригады ЦК ВЛКСМ (специально не расшифровываю, молодежь все равно не поймёт))) для перекрестной проверки Тамбовского обкома комсомола по работе их ССО».
Ну, надо так надо. Поехал, гордый такой весь из себя - партия важное дело доверила!
Штабной документооборот на нуле, но люди хорошие, открытые и искренние, реально. И я, сдуру, начал какие-то им учебы проводить, помогать и рассказывать...наставник, бля, нашёлся.
Вернулся в Уфу, отчитался, учусь дальше, курс четвёртый, вроде, был.
Снова вызывают к ректору. Он, уже скрипя зубами: «Москва снова просит отправить тебя с проверкой ЦК ВЛКСМ в Бурятский республиканский ССО. Вернёшься - лично сам проверю все твои зачеты и экзамены». Да Б-га ради, у меня с третьего курса, после того, как из партии исключили, по всем клиническим предметам только пятерки, хоть запроверяйся.
Прилетели в Улан-Удэ, зима, под -30 градусов.
Помня тамбовскую проверку, с открытым сердцем и чистой душой, идём в обком ВЛКСМ, знакомимся, смотрим то, что они пафосно называют штабным документооборотом и отчетами финхоздеятельности...
Более демонстративно-уничижительного отношения к нам и к себе лично я, наверное, больше в жизни и не встречал.
Нас в бригаде проверяющих - четверо: бухгалтер-финансист, ОБХССник (отдел по борьбе с хищениями социалистической собственности; ОБЭП, по-нынешнему)), руководитель - парень из нашего обкома ВЛКСМ, и я - невесть как затесавшийся в серьезную компанию профессионалов медик-четверокурсник. Они смотрели документы в обкоме ВЛКСМ, а я ездил по ВУЗам, смотрел отрядную документацию, вернее, пытался смотреть, если что-то и давали посмотреть.
Забрать нас из гостиницы на четыре часа позже обещанного - норма; привезти в какой-нибудь институт «посмотреть летние отчеты», продержать три часа в коридоре, а потом сказать «ладно, они тут сейчас заняты, поехали дальше» - неоднократно; или завести в какой-нибудь кабинет, где незнакомый непредставившийся бурят (ничего личного!!)) смеясь в лицо скажет «у нас все в порядке, спасибо, что заехали» - ежедневно.
Питались мы в местной столовой самообслуживания, нормально, цены - как везде в СССР)
На третий день с утра нам,широко улыбаясь, радостно объявляют, что «сегодня у нас выезд на обед, будут национальные блюда!».
Я воспрял духом, очень поесть тогда любил, жить в общаге без «городских» родственников и питаться все время только картошкой и макаронами с маргарином и колбасным сыром - было скучновато как-то...
«Хоть поем нахаляву вкусного!»
Ага, щазззз...
Привозят нас в спальный район, поднимаемся в обычную квартиру, человек семь, вместе с сопровождающими.
Хозяйка квартиры, злобно щерясь и запахивая халатик, идёт на кухню, что-то резать - хлеб и колбаса за 2.20. Ни стола, ни скатерти....
Через 40 минут, которые мы молча просидели в большой комнате, дважды прослушав пластинку с песней «А снег летает-летает-летает/ И снежинками кружа/ Заметает зима заметает/ Все что было до тебя!», выносят нам, наконец, эти бутерброды, наливают водки (которую я тогда не пил), ещё раз наливают водки, после чего один из сопровождающих, придурковато похохатывая, говорит: «Ну, пора дальше ехать, автобус уже пришёл», и идёт в прихожую одеваться.
Сказать что мы ахуели - ничего не сказать.
Выходим, чуть похолодало, под -35...автобуса нет...десять минут проходит...автобуса нет...20 минут...холодно то как, бляяя, одеты по-зимнему, но не на такую же температуру...два сопровождающих как идиоты, похохатывая, препираются, кто и на сколько отпустил автобус и когда он вернётся...
Вот это «сходили за хлебушком»...
Вечером в гостинице руководитель бригады говорит мне: «Водку ты не пьёшь, а что пьёшь? - «Сухое вино»,-отвечаю. - «Хорошо. У них в обкоме документы и отчеты, которые есть, в порядке, все чисто. Если и есть нарушения - найти можно только на уровне ВУЗов. Они тебя вообще за человека не считают и не боятся: какой-то студент, да ещё из мединститута, какой ты нахрен проверяющий финхоздеятельности...контроль за тобой минимальный. Найдёшь хоть что-то - с меня ящик сухого вина».
Ящик (20 бутылок) хорошего сухого вина в начале 80-х годов - это покруче и дороже ящика Хеннесси сейчас, а с точки зрения доступности в провинции - вообще космос.
А была у меня особенность - если в пачке из 100 документов был один фальшивый и я вытаскивал на проверку наугад 5-7 бумаг, то среди них всегда оказывался этот фальшивый.

(Когда совсем не было денег и жрать в общаге было нечего, я собирал по соседним комнатам 2-3 рубля и шёл играть в мгновенную лотерею «Спринт». Билет стоил 50 копеек, выиграть на него можно было от рубля до 10-15, максимального выигрыша в 25 рублей у меня никогда не получалось.
Была у меня некая самопридуманная система. Из 5 таких походов минимум три раза, но чаще четыре, были выигрышными; возвращался в общагу, отдавал долги и ещё неделю нормально ел в столовой. Хотя и стипендия у меня была всегда повышенная, и минимум в двух местах всегда подрабатывал, плюс все лето на шабашках, но понтярское гостеприимство и распиздяйское хлебосольство иногда заставляли играть в азартные игры с государством).

Но вернёмся в Бурятию.
И вот в очередном бурятском ВУЗе, под насмешливо-пренебрежительные взгляды сопровождающего, вытаскиваю из очередной пачки предоставленных бумаг несколько листочков, начинаю их смотреть и понимаю, что вот этот счёт из магазина на «мыльно-рыльные принадлежности» (выражение Макса Камерера) я уже где-то видел...
Изымаю счёт, возвращаюсь в предыдущий ВУЗ, в стопке проверенных документов одного из отрядов нахожу такой же счёт, в следующем отряде - ещё, и еще...
Всего в нескольких разных ВУЗах в десятке отрядов нашёл штук восемь идентичных счетов из одного магазина на мыло/зубную пасту. Стопроцентно незаконный фонд сбора наличных денег.
Такие «фонды» были тогда самой распространённой формой финансовых нарушений, а чаще и хищений, в ССО.
Собирались наличные деньги в институтский штаб с линейных отрядов, или в областной штаб с зональных (институтских) штабов на «выезды для предварительного заключения договоров» или «квартирьеров», но, как правило, просто делились среди руководства, так как никакой отчетности о таких выездах не существовало в природе.
Вот я наконец и нарыл-таки один такой «фонд».
Вечером руководитель бригады в гостинице мне долго жал руку, повизгивая от предвкушения, как он будет «писать справку по итогам проверки».
Утром для закрепления фактажа приглашаю командиров соответствующих отрядов, среди документов которых был один или два «мыльных» счета, спрашиваю, где летом работали, что строили, хорошо-ли наряды закрывали, аккордная-ли плата была или повременная, и,да, кстати, а это вот чё за фигня?
Пару командиров сделали умное лицо - не помним, мол, давно, летом ещё было, а один честно сказал, что это ему выдали в областном ССО «в обмен на деньги».
Успел я опросить всего двух-трёх человек, а разговор с очередным командиром прошёл уже так: я спрашиваю сидящего передо мной командира о счётах, сидящий рядом местный руководитель мне тут же отвечает, что он, командир то есть, не помнит, а ещё двое примчавшихся и не успевших отдышаться сопровождающих усиленно кивают мне головой бедного командира.
Разговоры в кабинете это ещё ничего, меня в туалет стали сопровождать до кабинки, чтобы я случайно по дороге ещё чего не увидел, не нашёл, не выяснил.
Ну да ладно, я же будущий педиатр, мне ещё не с такими родителями/бабушками придётся разговаривать, щаз я, как в последнем прочитанном детективе, метод конкретных вопросов применю.
Первый же вопрос, вместо «здравствуйте»: «На что ваш отряд сдавал деньги в обмен на этот вот счёт??» - И, опережая сопровождающих, ответ командира: «А я откуда знаю, сказали сдать деньги, я и сдал».
И уже от дверей, куда его тут же погнали пинками местные товарищи: «А чё такого я сделал не так?? ВСЕ ВЕДЬ СДАВАЛИ!!!»
Второй раз такой фокус у меня, естественно, уже не прошёл...
Бедных командиров так инструктировали перед разговором, что они уже загодя меня начинали ненавидеть...
Чем я тут же и воспользовался.
Заводят очередного командира. Приятное славянское лицо, но губы сжаты, желваки гуляют, смотрит бешено... улыбаюсь ему как родному и с чистыми глазами, проникновенно так: «Слушай, Ваня, ну как же так, все ребята понимающие, все сознательные, все отряды деньги в обком сдали, а ты как единоличник какой-то, не по-комсомольски это, не сдать деньги на общее дело в обком, нехорошо поступил...»
Полыхнул он мгновенно, орал бешено, видимо, накрутили его перед встречей неслабо, и, пока его тащили к выходу, успел мне прокричать, что он-то как раз самый сознательный, «деньги дважды сдавал ещё весной, до выезда, без всяких документов, а осенью первый пришёл и спросил, сколько ещё с его отряда причитается, а некоторые отряды до Нового Года не сдавали, вот их и надо стыдить, а не его, комсомольца, дружинника, активиста и общественника...»
Вечером, после отчета, руководитель бригады сказал мне, что с него два ящика, и что мы завтра же улетаем отсюда, ибо мужик, бывший летом командиром республиканского ССО, который мы и проверяем, теперь большая шишка в обкоме КПСС, и нам лучше, после моих спектаклей в ВУЗах, побыстрее уехать.

Особой мнительностью я никогда не страдал, но, поднимаясь на трап самолёта, было у меня полное ощущение, что кто-то узким глазом смотрит на нас через прицел охотничьей винтовки. Коллеги сказали потом, что чувствовали то же самое.

Через полгода случайно узнал, что «несколько человек в руководстве Бурятии были переведены с понижением». Фамилии совпали.

Ящик болгарской «Медвежьей крови» наша общежитская комната выпила дня за два, правда, почти весь этаж помогал. А вот ящик венгерского полусладкого «Мурфатлара», с цветной витой ниткой на пробке, мне удалось растянуть почти на неделю.
Очень вкусно было.